Я спрашиваю:
– А Ретт? Он же не думает, что ты зануда?
Костя говорит:
– Так он уже старый. Что, забыла?
Я удивилась:
– Ну и что? Если б не Грандсон, так ты бы ещё сто лет не догадался, что он старый!
Костя отмахивается:
– Так ведь Грандсон у него… И ему стало не до меня.
Да он ревнует, вот в чём дело!
Я хотела сказать, что этот Грандсон скоро уедет – снова в колледж. Или уже уехал. Так что Ретт никуда не денется – вспомнит друзей в Сети. И что ещё же Хью остаётся… Хотя, может быть, он вовсе не Хью. И не из Лондона, а, например, из Ливерпуля. Но нам-то какая разница…
Но тут Костя в третий раз выдернул аккуратное растеньице с широкими ровными листьями, и я сказала:
– Эй, ты хоть смотри, что дёргаешь.
А Костя тогда поглядел на меня, подумал и говорит:
– Ленка, а ты что, влюбилась в Лёнчика?
– Кто, я? – спрашиваю.
А он кивает:
– Ну да.
Тут я растерялась вконец. Любовь – это когда вот так?
Нет же!
В классе девчонки иногда рассказывают мне свои секреты. И почти всегда секрет в том, что в кого-то кто-нибудь влюбился.
Девчонки влюбляются в одноклассников – чаще всего в Мухина или в Симагина – или ещё в артистов.
А одна девочка, не скажу кто, влюбилась в портрет, который висит у окна в кабинете биологии.
Таблички на портрете нет. Какой-нибудь биолог из позапрошлого или позапозапрошлого века. Мы не проходили его ещё, а спросить, кто это, она стесняется…
На биологии моя одноклассница любуется лицом с портрета и представляет, как она с вот этим длинноволосым человеком едет в старинном экипаже по старинной улице на приём к английской королеве.
Она сама рассказывала мне по секрету.
И я привыкла, что любовь – это секрет. Разве о ней можно вот так, прямо, спрашивать?
Я говорю Косте:
– Да ты в самом деле нерд!
А если бы это не надо было держать в секрете, я бы, конечно, рассказала, как мы с Лёнчиком ходили на холмы и до чего же там красиво ночью.
И уж конечно, про то, что Процион – это звезда-енот и что Лёнчик может стать космонавтом, вполне. И кто бы спросил, отчего я так рада этому? Не я ведь сама смогу полететь в космос! И не Костя даже…
Когда я думала о Лёнчике, радость переполняла меня. Даже моя вина перед мамой не могла заслонить эту радость.
А Косте совсем не радостно было. Наоборот, я таким мрачным его раньше не видела. Он говорит:
– Я что-то про Юрова вспомнил. Про Тощего.