Роман не спорил. Он пытался лишь выяснить, почему отец так уверен в его жене и так относится к нему, но разговор закончился последним, «предупреждающим», ударом.
Из родильного отделения Роман встречал жену и чужой кулёк, перевязанный синей лентой. Встречал с улыбкой, «как заказывали», и букетом роз. И после каждый день, на протяжении многих лет он всё пытался разглядеть в лице Дмитрия хотя бы малейшую на себя похожесть. Хоть какую-то черту, но… Нет. Дмитрий Романович Цветов решительно не был похож ни на него, ни на свою мать, ни даже на бабушек или дедушек. Совершенно другой масти лицо и глаза ещё эти… Ужасные глаза стального оттенка, как пули.
71–80-е гг.
Цветов-младший родился и рос во время «между волком и собакой». Старое ещё не ушло окончательно, а новое не торопилось вступать в свои права. С самого раннего детства он не мог не замечать, что его жизнь была совершенно не похожа на жизни его одноклассников и мальчишек во дворе. Квартира деда не была богатой и модной, но каждая её деталь имела историческую ценность и хранила в себе тайны не одного поколения и многих весьма значимых для истории людей. Например, Митя знал, что во втором кресле у балкона любил сидеть известный на всю страну генерал, старинный приятель деда. А на балконе однажды курил сам Серов, в своё время начальник НКВД. Есть даже фотография…
Эта квартира, весь этот дом навсегда сохранили незримые следы истории страны и сотни тысяч переплетённых судеб. Звучные, в своё время решающие вопросы жизни и смерти фамилии теперь лишь чёрно-белые кадры под плотными обложками семейных фотоальбомов.
Это была история его семьи. История, состоящая из неприятных и часто ужасающих своей жестокостью фактов в судьбах других людей. Митя был ещё слишком юн, чтобы понимать истинную суть тех событий, о которых рассказывали люди «с другой стороны», но уже достаточно взросл, чтобы о многом молчать. Иногда, когда пострадавшие за вольнодумство граждане, родители одноклассников, соседи, родственники говорили о «кровавом режиме» и преступниках во власти, он, как ни странно, их понимал. Однако никогда не имел желания никого переубедить. И это не было трусостью – не защищать собственную семью и того же любимого деда. В этом смысле Митя был нетипичным подростком, не нуждающимся в доказательствах, чтобы не терять убеждённости и уверенно идти своей личной тропой. Наоборот, он молчал, потому что не хотел подставлять его под удар. Даже гипотетический, даже детский.