Рита часами проводила у мольберта на смотровой площадке возле здания парламента, расположенным на крутом обрыве над рекой и словно парящим над городом. Иногда она встречала здесь мило улыбающихся политиков, шедших на работу и интересовавшихся, посетило ли ее сегодня вдохновение. Рита пару раз заходила внутрь здания во время дней открытых дверей, прижимая к себе большую черную папку с этюдами и удивляясь демократичности этого общества.
Положа руку на сердце, Рита любила бывать одна, направив все свое внимание внутрь себя или отдаваясь порыву творчества. Она любила писать виды, открывающиеся с высоты, и иногда они с соседками по квартире и по совместительству одногруппницами ездили в шале в Альпах, чтобы рисовать горы, и не менее сильно она любила запечатлевать портреты людей. Родители, которые к этому времени уже вернулись в Россию, часто качали головой и говорили, что не представляют, как живопись может прокормить ее в будущем, да еще и в Швейцарии.
– Надо было мне настоять на обучении в МГИМО, – говорила мама по видеосвязи, – была бы сейчас рядом с нами. Как ты там, совсем одна?
– Прекрасно, – улыбалась Рита, – здесь есть все, что мне надо. Тем более я немного трачу.
– Ты просто не знаешь, сколько стоит твое обучение и общежитие, – вставлял свои пять копеек папа. – Если бы ты выбрала компьютерную графику, у меня на душе было бы спокойнее, чем знать, что ты планируешь зарабатывать на жизнь портретиками.
– Тратишь ты действительно не много, – добавляла мама, – но ты живешь в Швейцарии, где даже чашка кофе стоит немыслимых денег. Мы не всегда сможем платить за все это. Отцу пора на пенсию, а меня ты знаешь, – мама хихикнула, – я всегда работала только женой и мамой.
Рита вздыхала: эти разговоры становились регулярными. Было видно, что родители встревожены ее будущим, а также то, что дела на дипломатической службе у отца по возвращении в Россию шли не так гладко – видимо, его упорно просили освободить место чьему-нибудь сыну.
Рита училась на факультете изящных искусств, где изучала почти все виды творчества, от литературы до скульптуры, но классическая живопись была для нее всем: ее душой, ее воздухом, ее отрадой. Рита рисовала много и с удовольствием, иногда забывая про еду и сон, и у нее уже скопилось изрядное количество работ, с которыми она до сих пор не знала, что делать. Часть из них хранилась на факультете, а часть – прямо дома в той части комнаты, которую девушка отвела под художественную мастерскую.