Леня еще долго говорил о предстоящей грандиозной работе и с таким увлечением, будто его вовсе и не печалила новая разлука…
– Не плачь, Ниночка! Чего теперь бояться, когда война кончилась и Гитлер капут? Приезжать буду, навезу тебе всего.
– Ничего мне не нужно, слышишь, ничего! Только не уезжай! Не уезжай, Ленечка, ну пожалуйста!
1
По вагонному окну стекали капли дождя, и в сыром тумане холодного апрельского утра все казалось каким-то призрачным – перрон Белорусского вокзала, спешащие на поезд Москва – Берлин пассажиры, военные и жены военных, служащих в Германии.
Сидя в уголочке, напротив серьезной Лийки, которая уже развернула газету и принялась с увлечением изучать ее, она мечтала только об одном: как бы поспать, хоть чуть-чуть, залезть бы на верхнюю полку… Несколько ночей перед дальней дорогой она почти не сомкнула глаз от переполнявшего сердце радостного волнения: все перебирала слова любви, которые скажет Ленечке при встрече, пыталась представить, как обрадуется, широко заулыбается он, заметив в окне прибывающего поезда свою жену, и кинется встречать. Грезила, как настанет ночь и она с нежностью прижмется к Лене, горячему, страстному, истосковавшемуся по любимой жене…
– Ниночка, у вас немножко усталый вид. Забирайтесь-ка вы наверх и поспите, путь у нас долгий. – Предупредительный Лева просто-таки угадывал все желания. – Вот вам чистый платок, возьмите. Постелите на подушку, пока не принесли белье.
– Спасибо, у меня есть платок.
Хотелось чем-нибудь накрыться, но мять коричневое пальто с бархатным воротником и манжетами, присланное Леней из Германии, было жалко. Очень элегантное пальто. Пожалуй, единственная из всех заграничных вещей, которая нравилась по-настоящему.
Вчера, собираясь в дорогу, она вновь перемерила ворох своих “шикарных” нарядов и все-таки добавила в чемодан несколько стареньких вещей, оставшихся от мамы. Великоватых, порядочно поношенных и все равно милых. Мама всегда отличалась отменным вкусом. Шила у лучшей московской портнихи, концертные платья – у знаменитой Надежды Ломановой, хотя фасоны придумывала чаще всего сама, лишь одним глазком взглянув в журналы «Искусство одеваться» или «Домашняя портниха». И даже теперь, после многочисленных стирок и глажек, в ее сшитых задолго до войны вещах чувствовался некий шарм…