Надежды на то, что Леня сразу же попросит прощения, не оправдались: он, напротив, набычился:
– Ты чего говоришь-то? Чего такого страшного я совершил? Ну, выпил лишнего. Ты ж видела, какой я был уставший. Голодный. А там закуска какая-то поганая была. Хватит тебе, Нин, поди давай ко мне!
Обычно, когда Леня начинал сердиться, она терялась, но сейчас, ни капельки не сомневаясь в своей правоте, не собиралась сдаваться.
– Не пойду! Ты не только напился, ты некрасиво вел себя по отношению ко мне! Не подошел ни разу, слова не сказал, весь вечер танцевал с Валентиной Егоровной.
Быть может, не стоило так жестко говорить с ним? Строптивость всегда покладистой, нежной жены раздражила возлежащего на подушках, как барин, Леню только еще больше:
– А ты чего хотела, чтоб я весь вечер за твою юбку держался? Я не из тех мужиков, которые со своими женами на людях милуются. Не люблю я этого, поняла?
– Поняла. Ты предпочитаешь миловаться с чужими женами! – Кажется, опять получилось излишне резко, однако на этот раз Леня громоподобно расхохотался:
– Да будет тебе, Нин, ерунду-то молоть! Неужто ты меня к этой страхолюдине приревновала?
– Страхолюдине? А кто сказал вчера, что она самая красивая девушка в Берлине?
– Ну деньрожденье же у человека! По-твоему, я чего должен был сказать: поздравляем нашу дорогую Валю, самую страшную бабу в Берлине? – Развеселившийся Леня не чувствовал за собой никакой вины. Протер кулаками глаза и с наслаждением потянулся. – Ишь, приревновала она! А сама, чай, весь вечер с Левкой танцевала. Ты, смотри, Нин, как бы его еврейка тебе все волосы не повыдрала!
– Леня, что ты говоришь? Как ты можешь?
– А чего? Запросто. Лия Абрамовна – баба боевая!
– Все! Я не хочу больше говор
ить с тобой! Никогда!
На лестнице она села на ступеньку и заплакала: сколько можно выслушивать все эти мерзкие, мужицкие выражения? Как он мог сказать такое о Лии? Как язык повернулся? Конечно, нужно было давно осадить Леню, категорически запретить ему говорить всякие глупости и гадости, но так не хотелось никаких ничтожных ссор, никаких скандалов! Верилось, что любовь, доброта и нежность обязательно отогреют его сердце. Как в сказке. Глупенькая жена все прощала, старалась быть снисходительной, и вот теперь здесь, в чужом городе, в чужой стране, где она заперта, как в тюрьме, Леня распоясался окончательно. Воспользовался тем, что бежать ей некуда.