Пятое время года - страница 9

Сейчас-то понятно, почему они так ни разу и не зашли: бабушка старалась уберечь внучку от разочарований, а тогда все тайные догадки на сей счет сводились опять-таки к чародейству – наверное, бабушка боится, что может снова стать маленькой, как только зайдет в свой старый дом. При этой мысли и самой делалось страшновато: если бабушка станет девочкой, в кого же тогда превратится она, Танечка?

Теперь вряд ли уже когда-нибудь посчастливится очутиться в «волшебной» квартире, а жаль! Очень не помешало бы дополнить бабушкины рассказы о славном житье-бытье московских предков, то бишь историю семьи, визуальными впечатлениями. Тем более что и разочарование уже не грозит: если между рамами громоздятся банки с компотом и квашеной капустой, на одном подоконнике сохнет ободранный столетник, а на другом ядовито-розово цветет филлокактус, то лишь совсем маленькая девочка может подумать, что за тюлевыми занавесками происходят всякие чудеса в решете…

Дорожка следов за спиной выглядела на белом тротуаре четкой, ровной, словно ее проложила вполне уверенная в себе особа… С чего бы это вдруг?

Сгущались сумерки, колкий крупчатый снег, так внезапно посыпавший из низкого, сырого неба, превратился в густую метель. Метель накрыла белыми чехлами машины, стоящие вдоль тротуара, задрапировала все приметы дня сегодняшнего. Разгулявшись, обожгла лицо своим по-зимнему ледяным дыханием, и возникло странное ощущение, будто все это уже когда-то было и по заснеженному переулку бредет вовсе не она, Таня, а другая девочка. Вернее, девушка. Девушка в беличьей шубке, чей романтический образ запечатлен в устной семейной хронике.

Ощущение дежавю не покидало, напротив, с каждым новым завихрением снежинок делалось только отчетливей. Может быть, потому, что опять охватило чувство страшного одиночества, а уж руки и ноги мерзнут одинаково во все времена…