Диалоги, которых не было - страница 2

Шрифт
Интервал


Наконец-то, действо началось – словно бы занавес раздвинули. И вот сидят пятеро за столом, вспоминают комические эпизоды из театральной жизни, выпивают, хохочут, закусывают… Солодовников признаётся в любви Норштейну и всем остальным, пытаясь объяснить, почему выбрал столь необычный формат для разговора о культуре. Сказал бы просто: захотелось выпить в хорошей компании. А потом, после двусмысленной фразы Звягинцева «похоже, мы уже чокнулись», вдруг Крымов говорит: «О, господи!» К чему бы это? Если речь идёт о том, что разговором влеклись, дважды повторив ритуал, обязательный при любом застолье, за исключением поминок по усопшему, тогда даже не стоит обращать внимания на подобную оплошность. Но что если у кинорежиссёра вырвалось, помимо его воли, некое откровение с намёком на весьма прискорбные последствия? Тут возможны варианты: то ли вынужденное затворничество во время пандемии так подействовало, то ли это побочный эффект от вакцинации, то ли произошло то самое, о чём не пристало рассуждать даже на страницах книги, поскольку трудно самому себе признаться в том, что очевидно: мир катится в тартарары, а вместе с ним искусство и культура. Впрочем, это не более, чем одна из версий происшедшего.

Но вот пришёл черёд «домашней заготовки» – Солодовников зачитывает длиннейшую цитату из книги Василия Розанова, посвящённой путешествию в Италию:

«В тысячный раз здесь в Италии я подумал, что нет искусства без ремесла и нет гения без прилежания. Чтобы построить "Duomo", нужно было начать трудиться не с мыслью: "Нас посетит гений", а с мыслью, может быть, более гениальною и во всяком случае более нужною: "Мы никогда не устанем трудиться, ни мы, ни наши дети, ни внуки". Нужна вера не в мой труд, но в наш национальный труд, вследствие чего я положил бы свой камень со спокойствием, что он не будет сброшен, забыт, презрен в следующем году. Это-то и образует "культуру", неуловимое и цельное явление связности и преемственности, без которой не началась история и продолжается только варварство».

Эти мысли возникли у Розанова при виде одного из храмов на площади Piazza del Duomo во Флоренции. Можно было бы согласиться с мыслью Розанова о связи искусства и ремесла, однако в моём понимании это несовместимые понятия – ремесло является основой для зарабатывания средств на пропитание, и тут искусство нередко отходит на второй план, поскольку ремесленник вынужден угождать вкусам публики. Так было, например, с Пикассо уже после голубого и розового периодов…