Мне было до смерти неловко, а мой спутник только весело посмеивался, глядя на мою несчастную, уничтоженную физиономию.
Когда, наконец, последнее блюдо было водружено на стол (не без труда, как можно с легкостью представить), и официанты окончательно нас покинули, я уставилась на Влада с нескрываемым возмущением, на что он только еще веселее засмеялся:
– Ты сумасшедший! – твердо заявила я. – Абсолютно ненормальный.
– Вовсе нет, – сказал Влад, мягко улыбаясь. – Я просто делаю все, что навсегда вытеснить из твоей головы воспоминание о моем опоздании.
– Ну, если так, то тебе это удалось – поздравляю! А теперь попытайся-ка вытеснить из моей головы тот факт, что целая толпа людей приняла меня за феномен переедания!
– Ничего такого они не подумали, ты напрасно беспокоишься. А даже если б и подумали, какое нам до этого дело?
– Может, и так, но это все равно безумие. Ты ведь понимаешь, что мы не сможешь съесть столько еды за один вечер?
– Конечно, понимаю. Но в чем беда? Попросим завернуть с собой.
– На зачем это вообще нужно?
– А разве ты не понимаешь?
– Нисколько.
– Я хочу произвести на тебя незабываемое впечатление.
– Вот уж действительно незабываемое, – сказала я с тяжелым вздохом. – Этот свадебный стол, накрытый для двоих человек, я уж точно никогда не забуду.
Влад с улыбкой покачал головой:
– Это всего лишь попытка удивить тебя. Я не хочу казаться банальным.
Я посмотрела на него с невольным недоверием, которое даже не попыталась скрыть. Мне бы очень хотелось спросить его кое-о-чем, но я не находила в себе храбрости задать интересовавший меня вопрос. Он сейчас же заметил мое замешательство, и его улыбка мгновенно погасла:
– Тебя что-то беспокоит, Арин?
– Нет, ничего, – пробормотала я неуверенно. – Я только хочу сказать, что если ты из тех парней, которые привыкли, чтобы половину ужина оплачивала девушка, то, боюсь, у меня нет с собой таких денег. Я даже четверть вряд ли смогу покрыть…
Лишь произнеся эти слова, я поняла, какую глупость совершила. Несколько секунд Влад смотрел на меня с какой-то удивленной растерянной усмешкой, видимо, считая, что я сказала все это в шутку, но поняв, что я и не думала шутить, он побледнел, и лицо его словно окаменело, черты, до сих пор казавшиеся мягкими и подвижными, обратились в твердый, непробиваемый мрамор.