Пианино ничего не имело против того, чтобы быть столом, но оно отчаянно взвизгнуло, когда другой мальчик, коренастый, с большой головой, поднял резко крышку и хлопнул ею…
Как обожженные мотыльки, шелестя красочной бумагой, учебники полетели на пол. Зеленое яблоко перевернулось в воздухе, открыв выгрызенный рот, и покатилось по грязному полу.
Илья не знал, что ударит первым. Поток возмущения целый день пробивался сквозь шаткую плотину воспитанной сдержанности.
Сначала они перед самым звонком спрятали его рюкзак, затем на уроке незаметно достали спортивные штаны и повесили в классе на кактус.
Перешептывание за спиной, тычки в бок на уроке истории, штрихи мелом на пиджаке – весь оставшийся день мальчик нервно оглядывался, ему казалось, что кто-то ползает у него между лопаток.
Они говорят, что все это в шутку. Но шутили-то они явно не над самими собой.
Их было трое, они действовали в разные промежутки времени, и для Ильи эти насмешки слились в долгий мучительный день. А еще из-за конкурса по математике он не успел сделать английский язык…
Иногда ему снился такой кошмар: большое серое мешковатое чудище поднималось на него, улыбаясь щербатым ртом. Илья бил его по кабаньей морде, не причиняя никакого вреда.
У коренастого мальчика с большой головой тоже в лице было что-то кабанье – так казалось из-за его кривоватого носа и сощуренных глаз.
Да, Илья ударил первым, но как-то неуверенно. Все-таки перед ним был живой человек, чувствующий боль. Пускай с кабаньей мордой, но все же…
Пальцы не успели сложиться в кулак и, словно грабли, зацепились за рукав обидчика. Тусклые глаза его противника на мгновение округлились, он, будто имея вагон времени, презрительно посмотрел на побелевшие костяшки пальцев, сжимающих его пиджак, и выкрикнул:
– А ну, отпустил, скотина! Крот!
– Я тебе не Крот. Я Кротов. Илья Кротов.
Он все-таки разжал пальцы, и за мгновение до того, как освободившаяся вражеская рука ударила его в нос, понял, что не победит. В глазах потемнело, от носа к затылку пробежала горячая волна. Дальше он ни о чем не думал и почти не чувствовал боли. Все, что он делал, – это машинально сдерживал удары противника. Иногда до него доносились возбужденные крики парней и отчаянные вопли девочек. Он слышал, как сопит соперник, видел, как в рекреацию вбежала бледная учительница, но их уже было не остановить.