А как вино кончилось (люди правильные, добавлять не стали), они с достоинством выкурили по последней, поручкались, гордо разобрали свои коляски и – по домам. Сдаваться.
Ванькина тогдашняя жена, между прочим, тоже не сразу замену определила, а только, когда сиську достала для комплексного питания. И началось: будто он в дом не ребёнка, а кошку какую приволок. Мальчик… девочка… наш… не наш… Корми кого дают, потом разберёмся, не пропьют же нашего-то, это ж временный обмен, обстоятельство непреодолимой силы накрыло…
После эротичной кормёжки молодые матеря встретились на местной нейтральной территории (Швейцария в визах отказала), произвели в штатном режиме обмен военнопленными, согласно инвойсам и субъективным классификационным признакам, обсудили коротенько негодяев-отцов, потрёкали часок о разном и степенно разошлись, обоюдо-довольные обоюдовыгодным бартером. Но семейные отношения не устояли. Разбились об унификацию и модификацию жизни. Об эти малосущественные её составляющие.
А бывшая любимая срочно эмигрировала на ПМЖ в город Мытищи, чтобы жить там в достатке на молокозаводе с непьющим мужчиной-бухгалтером.
Последний развод Ивана Тюрина (8+)
А последняя ванькина жена была очень русской, сильно русской, исконно-домотканно русской, простая такая была русская баба, похожая на крупную эстонскую крестьянку. Пловец в воду.
И вот на этой девушке Ванька, прежде чем развестись, женился.
В назначенный день он подгрёб к невесте пораньше, чтобы ещё пару раз возлюбить широкую суженую и окончательно убедиться в правильности своего выбора. Его как званого гостя ждал праздничный стол, накрытый белой скатертью, тонким вином и плотной закуской. Тюрин в короткий срок освоил игристый напиток, сожрал с голодухи полтаза окрошки с терпко-горьковатым, дающим шумную пену на изрезанной колбасе квасом, выкурил наикрепчайшую сигаретку «Памир» и почувствовал себя чрезвычайно. В животе образовались внутренние «урки», хорошо уловимые снаружи невооружённым ухом.
Медлить было опасно, но знакомая ему девушка уже лежала на греховной fuскальной плоскости и совершала лицом призывные семафорные знаки, не оставляя выбора в жёсткой дилемме «любовь – сортир». Ванька стремительным кроликом нырнул под светлое лёгонькое покрывальце – с целью очень кратковременного общения и не ударить лицом в грязь. Скомкав и невнимательно завершив с детства любимый процесс, он хотел, было, восстать с напарницы, но та не отпускала, лишив губами воздуха и обвив его всего благодарными руками и ногами. Ванька дёргался в ней, как провалившийся в прорубь рыбак, пленённый подводным осьминогом, а она, произнеся много мелких слов, вдруг неожиданно, в порыве остаточной страсти, стала игриво щекотать его напряжённые рёбра, кокетливо мурлыкая в разгорячённую аорту.