В три часа ночи на набережной Бранли - страница 15

Шрифт
Интервал


Жак вскочил. Его трясло.

– Что, что ты знаешь! Ты думаешь, что ты знаешь, но ты ничего не знаешь! – он почти сорвался на крик, бешено размахивая руками. Люди, прогуливающиеся по аллее, оборачивались в их сторону. – Фотографии старые. Меня пытались подставить! Я никогда не лгу, я всегда говорю правду! Ты веришь каким-то фотографиям, каким-то жалким людишкам, а не мне. Ты веришь какой-то шлюхе, а не мне.

– Жак, сядь и не ори. Ты не один. На нас смотрят люди.

– Мне плевать, – не унимался он, тяжело дыша, исступлённо заглядывая в её морозные, равнодушные глаза. – Мне плевать на них. Ты не веришь мне.

– То, что тебе плевать на всех, кроме себя самого, мне хорошо известно. Сядь и угомонись. Мне бы не хотелось, чтобы мы привлекли внимание полицейских, – Полин с презрением смотрела Жаку прямо в лицо. – Если ты продолжишь истерику, я сейчас же ухожу.

Она резко встала.

Жак поднял руки – «сдаюсь» – и сел, жестом указав Полин, чтобы она последовала его примеру. Она нехотя опустилась на краешек стула.

Немного похолодало. Среди ровных рядов каштанов бродил ветер, перекатывая сухие листья по голой земле сада. Он приносил в Тюильри запах реки, который смешивался под редеющими кронами каштанов с пряным запахом осени. Шумел деловито город.

– Где твоя верность и преданность? – глаза Жака хаотично бегали по Полин, пытаясь найти в ее позе или жестах, хоть один признак того, что она поддаётся его уговорам. – Женщина должна верить своему мужу! Жена плоть от плоти её супруга. И сроднится муж с женой. «И будут двое одной плотью»! Ты меня предала, Полин!

– Ты хорошо знаешь все Священные писания, но дальше твоего языка они в тебя не проникают. – Полин говорила спокойным и ровным голосом. Жак предпочёл бы, чтобы она вышла из себя и орала на него. Что угодно, но не это равнодушное спокойствие. – Ты предал меня в самый первый момент нашего знакомства, Жак. Я тебя не предавала никогда. Просто я узнала правду и поставила точку, которую ты, вытягивая из меня жилы, пытаешься превратить в немыслимое многоточие.

– Правдолюбка чёртова, – прошипел он себе под нос.

– Что, прости?

– Ничего! – Жак отмахнулся. – Меня все бросили. И ты такая же, как и все. Всем на меня наплевать. Я всегда почему-то всем должен, должен обо всех заботиться. Мной же все пользуются. Такова моя судьба. Давать обещания, сдерживать их, помогать людям, а в ответ получать плевки.