Я не смогу больше смотреть на смерть. Я упился смертью по самую макушку… Я вообще ничего больше не смогу, только умереть. Смерть, ты взяла Таню, забирай меня, но прежде… прежде дай мне… упиться моей потерей, прочувствовать до конца, я упьюсь этой болью, как ядом и умру от него. Я буду умирать, прикасаясь к тому, что осталось от неё, к тому, что я любил… я всё любил в ней. Не было ничего, что мне бы не нравилось, что не было мне дорого. Каждая улыбка, каждый волосок, складочка, чёрточка, каждая родинка, а их у неё всего-то шесть штук на коже, и я знаю их все, как и каждую выпуклость её тела, я знаю все оттенки её аромата, я знаю всё и всё чувствую… Почему я отпустил тебя? Почему не почувствовал, куда ты уходишь?
– А это та, что на рокера приходила глядеть, да, Валерий Палыч? – Семёныч посмотрел на меня. – Ну да… коса-то её. Н-да… Во, как они… эх… такие молодые…
Он закончил, оставив мне тело, и вышел, вытирая руки. Заглянул Горбенко.
– Ты чего, Вьюгин, стоишь как этот? – он глянул на стол. – Чего парня не вскрываешь, уж вечер?
– Это де-евушка, – произнёс я, еле-еле шевеля губами.
– Да? Я подумал, подросток… – искренне удивился Горбенко. – Ну ты заканчивай, наши поляну накрыли, Новый год отпраздновать… Давай, не тяни, твоя смена-то закончилась, а ты всё тянешь.
– Я не на смене, – проговорил я, но он уже вышел.
Я подошёл ближе к столу. Как я смогу сделать это?
Никак. Я не стану этого делать. Невозможно, что после всего я ещё и…
Перед моим мысленным взором появилась Таня, какой она открыла мне дверь ночью накануне первого мая восемьдесят пятого года, распущенная коса, тонкая шейка, торчащая из слишком широкого свитера…
Как она спала в ту последнюю нашу ночь… Если бы она осталась до утра, осталась бы жива?..
Как мы шли в поместье ночью с мешком золота, и в темноте она взяла меня за руку. Маленькая холодная рука, она сразу согрелась в моей ладони…
Как мы сидели в подвале, пока дерущихся подростков растаскивала милиция, как пахли её волосы…
Как всё случилось в первый раз… как она притянула меня к себе, шепча:
– Валера… Валера… я так люблю тебя, я так…
Как я увидел её в больнице, когда Саша показал мне, что с ним «Снегуйка»…
Как она выскочила на замёрзшее крыльцо психиатрической в страшном линялом больничном халатике и носках…
Как…
Боже мой, вся моя жизнь – это ты, Таня, в ней помимо тебя вообще ничего нет.