Тревоги всех тех, кого волною случая вознесло наверх и сплотил некий общий интерес, ясны. Многие в высших эшелонах власти, и не только республики, причастны и имеют отношение к Желтоксану, быть может, обязаны ему своим восхождением или пожинают плоды за хранение известных им тайн, всем им невыгоден раскол мнений в общественных массах с последующими волнениями и беспокойством по поводу декабрьских событий. Это понятно, безусловно, всем, в том числе низам, мыслящим опрометчиво, хотя и прагматично. Они также не хотят терять в возможной буре недовольства то малое, что имеют. Вот только почему из их поля зрения выпали те, кто в этой жуткой бойне потеряли родных и близких, или такие, как я, у которых никогда из-за лжи не заживут кровоточащие раны в сердце? Ведь мы потеряли в уме доверие и уважение ко всем тем, кто, уловив момент, использовал имеющиеся выгоды мутного времени и проник, таким образом, в лоно сладкой доморощенной власти. Если начать копать грамотно с осторожностью археологов, соблюдая с беспристрастием хронологию, возможно восстановить цепь событий по времени и ответить на все вопросы, как было и есть.
Но это неизвестно, во что выльется и что может обнажить. Посему нечего скрывать и умалчивать тот факт, что общественные массы в подавляющем большинстве своем проявили себя за это время как обычные манкурты, ибо всячески стараются отстраниться, отдалиться, отвернуться от значимого события своей истории. К тому же, по утверждениям многих людей, во многих областных центрах и крупных городах республики сознательные граждане также вышли с протестным молчанием на импровизированные митинги, переросшие в факт неподчинения, неповиновение произволу властей, пусть и безропотное, но показательное сопротивление карательным бригадам спецназа.
После всего были слезы отчаяния и мольбы о помиловании. Гаже всего выглядело похмелье. Последствия в виде невнятных отголосков с клеветой обвинений до полного умолчания спорной сути и щекотливости предмета устрашают свободный дух личности пластилиновой зависимостью национальной незрелости общества. Тем, как попали под ручное управление массового психоза, с цензурой в массовом сознании. В особенности были противны уму и сердцу позорные публичные раскаяния с обидными высказываниями представителей так называемой интеллигенции. Статьи некоторых лизоблюдов из элиты, отобранные с целевой задачей из числа коренного населения, определенно избирательно публиковались в СМИ, в том числе за подписью заслуженных деятелей и известных лиц по поводу случившегося. Многие из них, как в сталинские времена репрессий, поспешили на партийных собраниях отказаться от своих несознательных родственников.