– Давай тогда я провожу тебя.
– Не надо. Нет, – она отступила на шаг назад. Вцепилась обеими руками в свою сумку. – Я должна пойти одна. Никто не должен знать, где я живу…
Лицо у нее было испуганным – я и не знал, что подумать в этот момент.
– Тебе угрожает кто-то?
– Нет, конечно! Почему ты решил, что мне должны угрожать? Просто говорить об этом нельзя – о том, где именно я буду жить. Так нужно. Никто не должен это знать…
Я попытался что-то сказать в этот момент, но она перебила меня:
– Я просто знаю, что так нужно.
– Хорошо. Мы не будем об этом говорить. Не волнуйся.
– Я и не волнуюсь.
Я достал из кармана рубашки карандаш и блокнот (я всегда ношу их с собой – ненавижу делать пометки в смартфоне). Написал свой адрес и телефон, протянул ей листок.
– Возьми, пожалуйста. Так ты сможешь со мной связаться.
Лара аккуратно, двумя пальцами, взяла листок; потом долго вглядывалась в то, что я написал.
– Ты можешь это прочитать?
– Ты что, думаешь, я читать не умею?
– Да нет, конечно… Просто у меня почерк плохой…
– Нормальный почерк. Похож на мой, – неожиданно сказала она. Убрала листок в сумку. – Только я не буду тебе звонить. Просто приходи сюда, вон к той скамейке… Когда ты сможешь?
– Да хоть завтра.
– Вот завтра и приходи. В шесть вечера?
– Да. Хорошо.
Я хотел что-то еще сказать, но она уже развернулась и пошла к переулку. Не прощалась. Не оборачивалась на меня. Метров через двадцать ее белое платье мелькнуло в свете фонаря – потом она повернула за угол и исчезла из виду.
* * *
Лара пришла раньше меня. Я заметил ее издалека – она сидела на скамейке, маленькая, ссутулившаяся; лопатки двумя неровными клиньями проступали у нее на спине.
– Неуютно здесь, – сказала она. Руки положила ровно перед собой, на колени, как школьница, и взгляд у нее, когда она увидела меня, был тоже школьный, затравленный. – Я чувствую себя здесь… не в своей тарелке. Слишком шумно. Слишком много людей.
– Пойдем отсюда?
Она кивнула. Только начала вставать, как освободившееся место сразу заняла какая-то парочка. Лара шарахнулась от них, и все остальное время, пока мы шли, двигалась как шахматная фигура, зигзагами. Старательно обходила людей за метр, а то и за два. Они оборачивались; бросали в ее сторону едкие, коричневато-желтые смешки – но Лара, похоже, не замечала этого. Шла она немного впереди меня; торопилась, спотыкалась иногда, и я видел, как сланцы у нее на ногах отставали и хлопали по пяткам.