– Ты так уверена в том, что я выйду из башни?
– Выйдешь, конечно, – она встряхивает мокрой головой. Волосы у нее рыжие, короткие, обвисли сейчас по щекам. – Выйдешь, – повторяет она энергично, – как же иначе?
Этот ее извечный оптимизм. Все наладится. Все будут любить друг друга.
– Захочу – и останусь здесь навсегда. Меня никто не будет принуждать.
– Не будет, конечно. Только зачем? Зачем оставаться, когда ты можешь выйти?
Ей не понять этого. Не понять того, как сильно я боюсь – оказаться там, снаружи, вне этих ненавистных стен – они как будто держат меня, как скелет. Не будет их, и я рассыплюсь на части.
– Мне и здесь хорошо.
– Ты просто не была там. Не знаешь, каково оно.
– Я видела сны.
– Сны и реальность – это не одно и то же.
Она смотрит на меня – ждет, наверное, пока я что-то скажу. Но я отворачиваюсь от нее; стараюсь показать, что мне все равно, и она, подождав какое-то время, уходит. Я остаюсь на балконе одна. Смотрю на дождь. Пытаюсь представить, что там – за этой стеной воды. Есть ли что-то? Или это все одна большая иллюзия? Игра? И этот мир за пределами башни, который я вижу во сне, всего лишь моя собственная проекция?
Сны снились мне всегда, сколько себя помню – черно-белые сны; в них мне показывали мою предполагаемую жизнь – скрупулезно, в мельчайших деталях. Как я вставала по утрам, запихивала учебники в рюкзак, общалась с кем-то во время перемены. Каждый мой разговор, каждый взгляд, каждый пройденный в школе урок… Следующий подобный сон мне снился через неделю, иногда через две, и я легко теряла за это время связь между тем, что в этих снах происходило. Появлялись какие-то люди, места, которые я вроде бы должна была знать, – там, во сне, я реагировала на это естественно, легко, но, проснувшись, не всегда понимала, что это такое.