Об этом и история. В которой нам всем выживать стало не-где и не-когда.
Меж тем на просторах его родины связь времен опять(!) была прервана. Причем – как гром средь ясного неба (как будто у нас с вами когда-либо бывали непрерывные времена). Но на этот раз настало очень опасное «опять»: на этот раз уже не столько коллективное сознание заинтересовало тех сверхнелюдей, что пробовали им управлять, сколько коллективное бессознательное.
Случилось то, что случилось.
Повсеместно (по всему миру людей) сами люди начали пробовать управлять тем невыразимым, что правит всем миром людей – и стали казаться себе богами, демонами или Стихиями. А ведь на деле нет вовсе никаких сверхнелюдей (бесов или богов – deus ex «из чего-либо») – есть лишь человеческие существа в лишённом волшебства шеоле (иудейском аиде), таковыми себя полагающие! Более того, полагающие такие манипуляции достаточно простыми.
Повсеместно сами собой становились понятны слова:
Если видишь чужими глазами,
То и любишь чужой любовью!
Я к тебе прихожу небесами,
Как подходит волна к изголовью…
Как идет скакунов поголовье,
Устремляя зрачок вожака:
Наше зрение за века
Научилось любить любовью -
Не такой, какой слышат уши,
А такой, какой видят душу…
Казалось бы, мы действительно научались видеть душу слов, но – гомункулам культуры вольно или невольно навязывается взгляд, что для живых и пристрастных людей silentium (невыразимое) является недостижим, что silentium есть безжизненная и сухая пустыня! Причем – с точки зрения линейной логики это является чистейшей Воды правдой.
Причем – эта несомненная правда была погибелью для идентичности жителей шестой части суши плоского птолемеева глобуса. Но что за дело литературному негру с его возделанной плантацией до сухой пустыни?
Литературный негр (вполне невидимый посреди Темных веков) вполне был доволен своей невидимостью, ведь его тёплый мир (его личного Божьего Царства) везде был бы с ним. А вот государство Илии Дона Кехана, лишенное собственной жизни в невидимом, оказывалось обречено задохнуться без влаги, если нет в нём людей Воды и Воздуха!
Или не устоять на поверхности, не опершись о людей Земли. Или ослепнуть (даже) в иллюзиях, не найдя людей Огня.
И вот уже в своей Бернгардовке (очень русское, по петровским временам, наименование) мой Илия Дон Кехана стоит перед окном в «европы», и вместе с ним вся его Русь (не какая есть, а какая могла быть) прикипает (Русь, ты вся поцелуй на морозе) губами к стеклу – аки к студеному железу, чтобы без боли и крови их уже не отнять… И от губ уже не отнять запределья.