Всякий раз, когда мужчину увольняли, он подрабатывал, собирая картофель, и тогда семья досыта наедалась картофеля, вареного, жареного или печеного.
«Я не был доволен, – вспоминал Джозеф Джексон. – Что-то внутри меня подсказывало, что в жизни есть нечто большее. Сильнее всего на свете я хотел найти путь в музыкальный бизнес». Вместе с братом Лютером и тремя другими музыкантами они образовали ритм-н-блюз-группу The Falcons, обеспечивавшую дополнительный доход их семьям за счет выступлений в небольших клубах и барах. Трое старших сыновей Джозефа – Джеки, Тито и Джермейн – были очарованы музыкой, которую играл их отец, и присутствовали на домашних репетициях. (Майкл, впрочем, The Falcons не помнит.)
Тем не менее The Falcons не имели коммерческого успеха. Когда они распались, Джозеф спрятал свою гитару в спальне в шкафу. Этот струнный инструмент был единственным свидетелем его несбывшейся мечты, и он не хотел, чтобы кто-нибудь из детей прикасался к нему. Майкл называл кладовку «священным местом». Иногда Кэтрин снимала гитару с полки и играла на ней детям. Они собирались в гостиной и все вместе пели песни в стиле кантри: Wabash Cannonball и The Great Speckled Bird.
После того как группа распалась, Джозеф не находил себе места. Работая дополнительную смену на Inland Steel и дневную смену на American Foundries, он знал только, что хочет лучшего для себя и своей семьи. Это было в начале 1960-х, и «все, кого мы знали, были участниками вокальных групп», – вспоминал Джеки. «Как будто пойти и присоединиться к группе было неким обязательным жизненным этапом, – продолжал он. – Создавались бэнды и вокальные группы. Я хотел быть в вокальной группе, но нам не разрешали тусоваться с другими детьми. Тогда мы начали распевать на весь дом. Вскоре у нас сломался телевизор, и мама уже сама стала заставлять нас петь. А однажды, когда отец ушел на работу, мы прокрались в его спальню и взяли ту самую гитару».
«Я тоже играл на ней, – признавался Тито. – Мы были вместе с Джеки и Джермейн. Пели, разучивали новые песни, а я играл. Однажды пришла мама, и мы разом замерли, типа „ой-ой, нас застукали”, но она ничего не сказала. Просто разрешила нам продолжать».
«Я не хотела мешать им, потому что это было очень талантливо», – объясняла Кэтрин позже.
Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды Тито не порвал струну на гитаре. «Я знал, что у меня будут проблемы, – вспоминал он. – У