– Одолжить?
Ярость прежняя Добрыни запершила в горле. Камус, же довольный, покинул княжий двор.
– Гнида. – выдохнул сквозь зубы ратник и вдруг спохватился: – а ведь Грезе вслед ушли и её сёстры. Миролюба! В этих дрязгах забыл Добрыня свою княжну-то распознать. Она с Грезой в торжище проследовать должна была, видно, и вернулась вместе с ней. Он дважды упустил возможность её заприметить! Скоты отвлекли!
– Что здесь произошло? – услыхал Добрыня. И увидел на крыльце князя Ярослава.
– Дык, подрался Камус с этаким задирой. – ему ответил один из стражи у крыльца. Князь взор перевёл к нему. Добрыня Ярославу поклонился. Тот изрёк:
– Неужели? Кто таков?
– Добрыней кличут, князь. С вами шёл в войну на Кия.
Ярослав хмуро глядел на мужа незнакомого.
Воин с изувеченным лицом на него смотрел. Челюсть скошена слегка. Нос вбок дугой сгибался. Борода его коротка, редка. Первичное лицо, что Добрыня потерял, князь помнил хорошо, как и его глас. Однако же нельзя сказать, что воин и теперь вконец безобразен. Его шрамы и увечья приглядно затянулись.
На рукоять меча, что лежала рядом с сломанным клинком, Ярослав взглянул, сказав:
– Добрыня? Не узнал. Видать, богатым будешь.
– Да, князь. Тот день, у ворот Косториана меня сильно поменял.
– Ну что же, друже, пройдём в дом. По чарке с тобой выпьем. Поведаешь, как жил?
Добрыня прошёл в хоромы за Ярославом. И только теперь, как казалось, он обратил внимание на своё убранство. Порты рваны у сапог. Где он успел зацепиться? По совести признаться, не ждал к себе Добрыня таку княжескую милость. На него обрушилась будто бы теперь столь большая горница. Глаза застыли, уперевшись в настолько же обширный стол, какого никогда он внутри домов не видал. Для шири – роста князя Ярослава всё в хоромах чудилось малым. Казалось, что-то не задеть ему собой непросто. Но ведь то было его жилищем. Ходил он тут свободно. Прислужников позвав, велел князь им на стол накрыть. Пересвет вышел из светлицы, коя была за стеной, и на Добрыню поглядел. После на Ярослава перевёл он взор.
– Аделя вскоре будет, брат. Не задержись надолго.
– Добро. Я буду. – кивнул князь. Пересвет покинул горницу.
Добрыня проводил старшего из рода князя напряжённым взором. Неловкость забурлила в нём. Говорил ли Пересвет с Ярославом о той встрече, что была снаружи? Старший Чуров не сказал ничего, но недовольства своего не скрыл. И Добрыню тронула мимолётно мысль, что неприязнь к Добрыне была не только из низкого происхождения, была причина шибче. Не наглость ли была?