Вновь вой внизу кого-то из сестёр раздался. Как же плакали они по своим мужьям. Даже Дарья, сдвинув брови, подняла глаза. Да вой смешался снова с шумом ветра и Перуна, проникшим в их окно. Вновь княгиня опустила очи к делу своему. Грезу от сестринского горя мурашки охватили.
– Даша, – княжна позвала. – У Сварожевцев же, верно, не принято печалится по своим умершим?
– Мы не их традициями взращены. Увы, – княгиня изрекла тягуче. – В особенности твои сёстры.
– Худшего представить не могу себе.
– Мужа потерять? Тебе бы, может, на руку.
Дыханье Грезы дрогнуло.
– Зачем ты говоришь так?
Дарья очи подняла и вновь опустила к платью у себя в руках. Губы чуть заметно её исказились.
– Прости, коль огорчила. Но мне казалось, ты должна понимать, о чём я. Твой супруг вполне добротно брак ваш раскрывает и даже не стыдится.
– Я… – Греза губы чуть раскрыла. – А что он говорит?
И снова Дарья подняла свои янтарны очи. В ткань вставила иглу и отложила платье. Затем на скамье к Грезе подалась.
– Почто не скажешь братьям, что изводит он тебя? Они б вмешались и вступились.
– Изводит? – выдохнула Греза и в шею вжала подбородок. – Он так говорит?
– Лжёт? – сузив глаза, спросила Дарья. Греза очи отвела.
– Он часто ко мне пристаёт, когда мы одни. Камус попросту забылся тогда перед крыльцом.
– Это когда тот дружинник драку начал с ним?
– Это Камус начал. – нахмурилась княжна. – Ему отрады большей нет, лишь бы повод получить.
Дарья не ответила, выжидая продолженья. Греза и произнесла:
– Он сберегает меня, Дарья. Я тоскую по нему, когда он на морях. Бывает даже слёзно. Но, как Камус отбывает со своею сворой, в окружении моём жизнь становится покойней. А оттого со страхом жду прибытия его домой. Сколь он перебил мужей на моих глазах? Сколи без меня? Сколь ломал, калечил их? Сколького всего случилось, когда я уплыла с ним после бракосочетанья, – даже не могу сказать. До свадьбы я не ведала, каков он. Говорили мне, да я чаять не желала. Но, что верно знаю, что нет того, кто был б нежней со мной, чем он.
Греза помолчала. Дарья ожидала вновь.
– Я не ведаю, к чему он обо мне так говорит. Я и от других слыхала, что им жаль меня, – тут искривила уста Греза. – Хотя был бы он так нежен, коль бы не была я дочь Богдана? Ему же имя рода нужно…
– Ты не представляешь, Греза, как тебе свезло. – сухо перебила Дарья. – Знаешь, сколько лизоблюдов в доме у себя тираны? Жёны их все в синяках. А их добрыми считают.