Бабка долго молчала, вокруг них от ее древней магии теперь шевелилось пространство. Плыл разогретый воздух, шептался далекий свет, плела узоры тьма.
Сидд молчал.
– Я… потеряла внучку, – скрипнул голос справа, – быть может, ты ее видел…
Ему не нужно было её слушать. Просто встать, просто уйти. Она не сможет причинить ему вреда: слишком сильная в нем кровь. Как и в ней.
Сейчас Веда казалась обычной старушкой.
– Она неплохая девочка… Глупая – да, но незлая. И она совершила ошибку.
У него напряглись челюсти – не надо пытаться его разжалобить: бессмысленно. Наверное, он продолжал сидеть, потому что на улице был свеж воздух. Прохладен, но целительно свеж.
«Давай, – думал он, – продолжай меня умолять. Нечасто Верховная веда приходит постоять на коленях перед мантией…»
– Она ведь не сама, – печально продолжила бабка, – это сделала. Влюбилась не в того да поверила в его чувство. И ведь хороший, на первый взгляд, был мужчина. Увешался только каменьями, чтобы не просветить его намерения ни с яви, ни с изнанки. Вот она и попалась.
Сидду было все равно. На слова, на случившееся в прошлом, на текший рассказ. Ничто не способно изменить случившееся. Но она вышла из своего убежища, она дошла сюда, будучи слепой, – он позволит ей говорить.
– Мужчина этот дарил цветы, признавался в любви, а Мариза, она наивная…
Мариза. Ему хотелось сплюнуть от этого имени.
– …верила, что все по-настоящему. Когда вдруг пропала ее подруга – единственный близкий ей человек, – Мара искала её. Не знала, что лжелюбимый выкрал Кьяру, не знала, что соврал, когда указал на своего врага. Нехорошие он слова использовал, злые, ткнул пальцем в чужой дом – Мариза не сдержалась.
Поздно. Даже если эта история имела в прошлом некий поворот, о котором он не знал, все равно поздно.
«Что ты скажешь мне дальше? – думал Сидд. – Чтобы я её отпустил? Будешь просить помиловать?»
Веда смотрела слепыми глазами в ночь. На ее запястьях горели обе руны – темная и светлая. У Маризы – он до сих пор с ненавистью даже мысленно произносил это имя, – не горело ни одной. Неопределенная. Ни на что не решившаяся мелкая тварь.
Он полагал, Веда, закончив рассказ, уйдет. Оставит его принимать решение самому, но она заговорила вновь.
– Семь дней и ночей после она лежала у алтаря, просила забрать её силы навсегда. Не поднималась, не отходила, молила лишить могущества.