***
Не сразу я узнала, что в «Солнечном» работа с детьми составляет только надводную часть айсберга, а его подводная часть – еще целая отдельная жизнь. Междусобойчиков больше не было, но «обслуга»: две бригады поваров с экспедитором, – каждый вечер квасили, а потом до отбоя крутили кассетник с песенками типа «Наш притончик гонит самогончик». Им это было проще – они жили в отдельном домике на отшибе за хоздвором. А воспитатели размещались в комнатках при отрядах: по двое в комнате, строго по половому признаку. Станислав жил с Михаилом на его отряде, а я с Наташкой – на нашем.
Но оказалось, что и педагоги нашли себе укромное местечко: медицинский пункт с изолятором. Дверь изолятора удачно выходила в заросли у забора. Если бы начальница пришла и постучала в дверь, компания скрылась бы через задний ход. Врачиха Галина Ивановна и медсестра Зоя обе были матери-одиночки, но совершенно разные по характерам. Врачиха, которую вскоре все стали звать Галькой, о сынишке, как сдала его в младший отряд, совершенно не беспокоилась, главным делом своей жизни считала мужиков. А медсестра Зоя была скромная, как монашка. Откуда у нее взялась дочь, уму непостижимо. Зоя по три раза в день приходила дочку проведывать, спросить, как спала, что ела, не обидел ли кто. Она сама причесывала ее длинные густые волосы и заплетала косы.
Наташка первая пронюхала про эти вечеринки и зазвала меня с собой. После 12 ночи, строго конспиративно, мы прокрались вдоль забора и вошли с заднего крыльца. Я принесла взятое из дома печенье к чаю, Наташка – несколько кусков хлеба от ужина. На столе стояла сковородка с жареной картошкой, чайник и бутылка водки. Общество состояло из фотографа, обоих студентов, физкультурницы и самих медичек. Они оживленно беседовали, травили анекдоты, выпивали и закусывали. Нас приняли хорошо, только Галина Ивановна нам была как будто не рада, подосадовала, что Миша с гитарой не пришел, но не выгнала. Я ни есть, ни водку пить не хотела, взяла стакан с чаем и присела на кушетку с крайчику. А врачиха, как выпила водки, язык развязался, съязвила: «А ты вообще как собака на сене сидишь. Ни себе, ни людям». Я ничего не поняла по наивности. Но стало мне неприятно, и я быстро ушла.
Станислав ждал меня на отрядной веранде, спрашивал, что там и как. Я отвечала, что ничего интересного, мы еще с ним поцеловались немного, потом я пошла спать. Наташка вернулась, когда я уже спала. С утра при детях некогда было поговорить. Только на тихом часе, когда мы пошли позагорать на стадион, я спросила Наташку, что Галина имела против меня.