– Нелли! – повторил он, не получив ответа, и красноречиво шаркнул донышком опустевшего бокала по столешнице.
– Сейчас… – рассеянно отозвалась супруга, сидевшая тут же, в комнате, у камина и шелестевшая старыми бумагами.
Нелли, она же Анита, она же Анна Сергеевна, урожденная сеньорита Моррьентес, а ныне госпожа Максимова, уже несколько лет жила в России. Ее здесь все устраивало, не привыкла она лишь к холодам. В деревенской усадьбе ее привела в восторг огромная русская печь с лежанкой, называемой polati. В стылом Петербурге приходилось довольствоваться камином, да и дрова здесь были безобразно дороги. Впрочем, Максимов на отоплении не экономил, в квартире никто не зяб. И все же теплолюбивая Анита предпочитала держаться поближе к огню, тем более что он являл собою дополнительный свет – немаловажное обстоятельство в сумеречный зимний вечер.
Анита посчитала, что начало года – отличный повод разгрести архивы, которых она накопила немало с тех пор, как еще в ранней юности начала собирать все, что так или иначе вызывало у нее интерес. Сейчас перед ней на ковре внавалку лежали книги, блокноты с дневниковыми записями, перевязанные тесемками пачки пожелтевших писем, журнальные вырезки и прочее, и прочее. Она так увлеклась их сортировкой, что пропустила просьбу Алекса мимо ушей. К тому ж невелик барин – в состоянии сам дотопать до кухни.
Он подождал немного, понял, что обожаемая Нелли обслуживать его не собирается, и с кряхтением выпростался из кресла. На его счастье, громыхнула входная дверь – это вернулась Вероника, нагруженная покупками. Ее полушубок заиндевел, а шерстяной платок, которым она укутала голову, покрылся колким инеем. Раскрасневшееся лицо было обветрено, а ресницы смерзлись стрелками. Выгрузив на кухне поросячью ногу, задубелый шмат сала и увязанный в тряпицу фунт соли, она скинула верхнюю одежду и принесла Максимову вожделенный глинтвейн. Хозяева, очевидно, не умирали от голода, поэтому она не помчалась стремглав растапливать плиту, а воспользовалась паузой и, греясь у камина, принялась трещать о том, что видела и слышала на рынке.
Алекс и Анита привыкли к ее болтовне. Необразованную, мало что видавшую в жизни холопку поражало в стольном граде буквально все: от монументальной и вычурной архитектуры до изобилия товаров в лавках. Вероника отличалась наблюдательностью и нередко подмечала то, мимо чего другие проходили с равнодушием. Нынче днем ее внимание привлекла сценка, которую она охарактеризовала «и смех, и грех».