Какими бы ни были причины провозглашения столь амбициозной программы, лидер оказывался в политической обороне, после того как недостатки этой программы становились очевидны. Именно в этот момент личные качества становились особенно важным фактором, определяющим поведение лидера. Его реакция на крах в гораздо меньшей степени была продиктована четким представлением о том, чем обернется дальнейшая политика. Хрущев в последние четыре года своего правления был склонен к значительным колебаниям. Как во внутренних, так и во внешних делах он отчаянно искал панацеи, способные помочь ему восстановить утраченный авторитет, при этом он столкнулся с самыми могущественными и укоренившимися в системе заинтересованными группами. Брежнев, напротив, сознательно избрал стратегию возвращения в коалицию, с которой он достиг вершин в 1960-х годах, и использования любых ресурсов, которые он сумел мобилизовать, ради попытки спасти как можно большую часть своей всеобъемлющей программы.
Укрепление авторитета и постсоветская политика
Сравнение стратегий Хрущева и Брежнева по укреплению авторитета позволило мне сделать общие выводы о природе советской политики. Но применима ли эта модель к системе, которая рушится или изменяется, как это было в период с 1988 по 1999 год? В данной книге я намерен продемонстрировать, что это на самом деле актуально и для нового контекста. В значительной степени такая актуальность проистекает из того, что первоначально модель была разработана для исследования демократических режимов. Идея лидерства как процесса преодоления социальных ограничений – и укрепление авторитета как необходимое условие для получения рычагов для достижения успеха – является универсальной политикой в конкурентных режимах, будь то конкурентные олигархии или плюралистические демократии. Действительно, я впервые развил эту идею, когда прочел классическое исследование Нойштадта, посвященное американскому президентству, где он утверждал, что «президентская власть – это сила убеждения» [Neustadt 1960: 10]. Мне пришла мысль, что советский режим в постсталинскую эпоху превратился в конкурентную олигархию, внутри которой политическая конкуренция публично выражалась в форме соревнования идей. Хотя принуждение и покровительство сохраняли ключевое значение для политического согласия в советской политике, важность идей возросла, поскольку цена, которую приходилось платить за политический провал, снизилась