Я начал подниматься по лестнице. Надеюсь, мне не придется больше видеть ее. Она выглядела как обычный человек пожилого возраста, но ее голос и глаза просто нечто, в самом ужасном смысле, в каком только можно было себе вообразить. Вахтерша говорила хриплым басом, про ее облик можно написать кучу сюжетов для фильмов ужасов. Я поднялся на шестой этаж.
– Как так, двадцатиэтажное здание, а лифта нет, – возмутился я.
Отдышавшись, я постучал в 472 квартиру. Мне открыла девушка, одетая в офисную одежду – черные штаны, белая блузка и черный пиджак, на вид тридцать лет. Хотя, как я уже понял, возраст ничего не говорит о человеке.
– Мальчик, если ты из скаутов или хочешь продать мне безделушку, – начала девушка, закрывая дверь.
– Вахтерша дала мне бумажку и сказала идти сюда – ответил я, показывая листок.
Девушка резко открыла дверь и забрала у меня листик. Он был пустым, но она как будто читала, что на нем написано, так еще и очень внимательно. Листочек маленький, значит текст тоже должен быть небольшим. Она читала уже больше минуты. Я недоумевал, ведь пока я поднимался на шестой этаж, смотрел на бумажку, и на нем ничего не было. Ни вмятин, ни чернил, ничего. Ее синие глаза бегло читали, а ее красно-коричневые волосы так и лезли, чтобы закрыть обзор. Девушка пару раз убирала волосы назад.
– Как тебя зовут? –улыбнулась девушка, посмотрев на меня.
– Максим, – ответил я.
А вот и часть, где я отвечаю на вопросы.
– Сколько тебе лет? Твои родители не против, чтобы ты работал? Готов получать раны, порезы, ожоги, истощение или смерть? – расспрашивала девушка, закрывая собой обзор на то, что творится в квартире.
– Шестнадцать лет, нет, они за то, чтобы работал, и нет, – отвечал я на немного странные вопросы.
Вопросы этой девушки пугали меня больше, чем голос вахтера. Смерть? Я не готов умирать в шестнадцать лет. Это слишком рано, но возможно, она шутит. Хотя по ее спокойному лицу с улыбкой это узнать невозможно.
– Хорошо, ты берешь на себя ответственность, если твои родители узнают, как и где ты работаешь? – продолжала девушка с улыбкой.
– Да, я беру, – согласился я.
– Если твои родители будут задавать много вопросов или ты кому-нибудь расскажешь про нас, то ты будешь уволен быстро и болезненно.
Интересно, а на каких-нибудь похоронах она тоже будет улыбаться?