– Ну что ж! – сказала ведьма (ибо все еще длилось и повторялось то самое мгновение) и улыбнулась, и взмахнула мизинцем на левой руке… Над Перворожденным и над его конем распустилась (почти как апрельский подснежник) и стала на них опускаться (почти как новогодний снег или тополиный пух) ловчая сеть, состоящая из колец белого невесомого золота – только слепой проглядел бы такую ее невесомость! И только своевольный вложил бы в нее свою волю. Разумеется, это был отвлекающий маневр.
Лиэслиа не сделал ни того, ни другого (хотя и то, и другое ему себя предлагали), хотя и знал, что иногда следует умножать сущности; на Лиэслиа, как и на Ночной Всаднице, не было доспехов, поэтому эльф взял из-за спины клинок и вознес его над собой – очень просто рассекая всю невесомость ловчей сети! Причем саму сеть оставляя нетронутой… Очевидное стало более чем очевидным.
Ведьма осталась на месте, хотя природа путника и была ей предъявлена во всей своей полноте: перед нею именно эльф! Более того, она не стала произносить очевидного. Более того, ее почти алые и почти припухшие губы не стали вопить о пощаде, дескать, благородный эльф из Элда, неужели ты победишь заведомо более слабого? Причем то, что она только сейчас соизволила признать его природу, только подчеркнуло ее гордость и выделило из этой гордости ее сердце – которому надобен только равный, не ниже и не выше.
Далее произошло то, чему Лиэслиа даже не улыбнулся – ведьма попробовала его уговорить!
– Но благородный_ – сказала она торопливо. – Что могло привести тебя в мою грубую реальность? – то есть ведьма торопилась узнать, каким количеством власти над Перворожденным она могла бы овладеть и не подождать ли подмоги от других пеших Всадниц… Впрочем, у эльфа всегда только один (он же и единственный) конь!
– Неужели ты думаешь, что я осмелилась бы заступить тебе дорогу, зная, кто ты? – вскрикнула она, будто не ведая, что сначала Перворожденному заступила дорогу березовая роща, и только потом – из рощи произросла сама ведьма! Она вскрикнула, перекидываясь и как-то вдруг становясь просто девушкой в раритетном платье с игрушечным мечом в руке; как-то вдруг она стала чем-то совершенно некасаемым, как юная монашка, у которой якобы даже не может быть месячных.
Тогда эльф заговорил с ней:
– Ты хороший боец.