– Нет, – сказала Янна эльфу, когда он сам (или показалось, что это Янна убила под ним скакуна) спешился и пошел по деревне – или еще раньше она сказала так:
– Конечно, нет, – сказала она самой первой эльфовой стреле – которая уже совсем была готова подтолкнуть своим наконечником наконечник второй стрелы и убив себя (или не себя), насилуемую сейчас мертвецом ландскнехтом и удерживаемую за руки мертвецами италийцами, и эльф услышал ее…
И опять он спешился и опять, и опять, потому – бесконечно побежал по деревне (как огонь бежит по дереву, но – не сжигая), потом спешился и пошел, и подошел к жалкой лачуге на самой окраине, а потом и вошел: нелюбовь – это «любить» и пожалеть себя мертвого, потому – убивать себя мертвого; он вошел и увидел: девчонка сжалась в самом дальнем углу этой лачуги миротворения – там, где вынимается доска! В которой уже никогда не будет нужды: прежде (и когда-то уже давно) она была единственной возможностью немного выглянуть за птолемееву плоскость – но теперь прежнеее перестало быть и перестало быть «немногим».
Вокруг девочки витали запахи (если бы очага и дыма, молока и хлеба, тогда бы ее никогда не убило бы – как всех нас убивает – бесконечное «если»); если бы пахло нищетой духа или сутью аскезы – не было бы нужды в визите эльфа! Не было бы нужды у эльфа бежать по дереву, не сжигая его или сжигая: но и тогда аутодафе в Руане оказывалось несостоятельным… Но и это ничего бы не изменило.
Он взглянул, и она приподнялась: теперь перед ним на полу сидела девушка, едва вышедшая из подросткового возраста! Он разжал пустую (ибо лук уже занял место, ему надлежащее) ладонь и высыпал перед ней соткавшуюся горсть предметов – как факир совершает телодвижения – отвлекая ее саму от себя; как и пустота его ладони, все эти предметы являлись (потому сейчас и явились) всего лишь телодвижениями души и отвлекали саму Янну от чрезмерной ирреальности – от новой природы немного привставшей девушки: ирреальность этих предметов была достаточно реальной и проявлялась где-то над ними или перед ними, или даже за ними.
Он посмотрел в ее карие глаза – и словно бы взял в руки пустые ножны – понял то, о чем знал заранее: ему опять предстояло пойти «туда не знаю куда» и принести «то не знаю что» – стало быть, ему все еще предстояло его «все»; девушка послушалась его и поднялась: конечно, в ее глазах был страх – в его сторону ей предстояло пойти! Ибо каждый шаг является первым, и каждый первый шаг – в сторону страха…