Этот негодник уже и кисточки на ушах навострил. Очень его веселит, как я «пыжусь и пучусь» в процессе записи воспоминаний. Хочется верить, второе, про пучение – это он о глазах говорит, о том, что большими они у меня становятся.
Прошлое…
– Помню такую пору, когда сосед соседа через челобитную обвинял в том, что смотрел тот на него зверообразно, – с серьезнейшим видом высказала Федя Ивановна Палеолог.
Мне тут же представилось, как тонет под ворохом исковых бумаг Макс Находько. Этому для зверообразного взгляда и волком оборачиваться не обязательно. В нем данная функция включена по умолчанию.
…Чуть погодя, когда летящие со всех сторон бумаги закроют Шпалу с головой, ворох белых листов, испещренных чернилами, разлетится в стороны. Выпустит на волю взъяренного волчару. И полетят клочки по закоулочкам, вместе с головами истцов-просителей…
Федя Ивановна настояла на моем к ней визите на четвертый день от безрадостного события в гараже. Проще говоря, от дня, когда я стал убийцей. Если в деревенской истории с пущей-мертвущей и старушкой-медичкой, получившей возврат проклятия «по наследству», я стал «пусковым механизмом», то тут никаких оправданий быть не могло. Я их и не искал. Огонь исполнил мою волю. И точка.
Попрекнуть случившимся меня уже кто только не успел… Сергей Крылов – за отнятую жизнь. Семен Ильич Рыков – за утрату, возможно, единственной ниточки, способной размотать клубок дела Мельникова. Ивана Афанасьевича, колдуна, погибшего при первом пожаре в том же злосчастном гараже.
Домашние нечистики ругали меня за то, что не рассмотрел художества «костюмчика». Это когда тот кисть в банку с чем-то красным обмакивал и водил той кистью по полу. Возражения о скудности освещения и плохом обзоре овинника с парадником не трогали. Я же, не вникая в их претензии, отвлеченно размышлял о содержимом банки. Может, вовсе там и не кровь была, а краска на водной основе? Или и вовсе – вишневое варенье? Или клюквенно-брусничный конфитюр?
Может, меня обездвижили, чтобы травить несмешные анекдоты, а я не мог сбежать от скуки?
Это были пустые, бестолковые думы. Ими я «завешивал» неприятную картинку в памяти.
Специалист по древностям пенять мне ни на что не стала. О погибшем она высказалась своеобразно:
– Фигуры раньше или позже оказываются в коробке, – одарила она меня очередным шахматным сравнением. – А хламу место в урне.