Под этим взглядом его Маруся чувствовала себя очень неловко; незнакомая улыбка Строева смущала ее, и недавняя радость мало-помалу заменялась непонятным чувством тревоги, почти страха. Она стояла рядом с человеком, которого привыкла считать более чем другом, она видела знакомое, милое ей лицо, слышала любимый голос, и вместе с тем ей опять стало казаться, что в этой огромной зале она одна, что все окружающие ее, и даже этот друг с его лицом и голосом, как будто чужды и враждебны ей.
– Вы заинтересованы одной девушкой… пансионеркой, – с отчаянной решимостью сказала она.
«Все равно! – тут же успокоила она себя. – Он никогда, никогда не узнает, что это была я». Строев удивленно приподнял брови, сделал круглые глаза и, словно желая лучше разглядеть ее, откинулся немного назад.
– Вот видите, я знаю! – не помня себя от волнения, подхватила Маруся.
«Пусть, пусть он признается!» – внутренне молила она.
– Я? Пансионеркой? – спросил Строев, указывая пальцем на белоснежную манишку своей рубашки. – Ха-ха-ха!
– Я знаю, знаю… не отрицайте, – твердила Маруся. – Я знаю…
– Ха-ха-ха! – заливался Строев. – Ну, ты, по крайней мере, оригинальна.
– Но разве нельзя… нельзя заинтересоваться пансионеркою? – с обидной дрожью в голосе чуть не крикнула Маруся.
– Можно еще и не то, – все еще смеясь, ответил Строев, – но я признаюсь. – Он наклонился к ее лицу, смех его оборвался, голос стал глуше, вкрадчивее. – Признаюсь, я не увлекаюсь пансионерками.
Маруся вздрогнула.
«Как вы смеете! Как вы смеете лгать!» – чуть не крикнула она Строеву, но его лицо, склоненное к ней, так испугало и озадачило ее, что она только глядела на него и не могла произнести ни слова. Это он? Строев? Это глядит, улыбается, говорит с ней Строев? Отчего она не узнает его? Отчего она раньше никогда не видала его таким? Тот, прежний Строев, и мил, и дорог ей, а этот, новый, только страшен и противен. Притворяется он теперь или притворялся раньше?
– Прелесть! – чуть слышно, одними губами произнес Строев.
Маруся отшатнулась. Глазами, полными мольбы и отчаяния, обвела она залу.
«Где папа? Где папа?» – чуть не закричала она.
Навстречу ей непрестанным однообразным движением шли маска за маской; из глазных отверстий блистали зрачки, из-под легких кружевных оборок показывался край подбородка. Шли мужчины во фраках с широкой белой грудью рубашек, одни равнодушные, скучающие, другие оживленные, с той странной, незнакомой Марусе улыбкой на губах.