Очнулась кура только через три дома от монотонных перегавкиваний закадычных дружбанов Коляна и Серого. Словарный запас у них был еще более скудным, чем у вышеупомянутого Полкана. (Видимо варево Бабы Дуси все-таки имело свои неоспоримые плюсы).
– Колян! – Зеленый забор ржаво скрипнул под нажимом светло-серой морды.
– Чё?
– Колян!
– Та чё?
– Та Колян!
– Та чё?
– Мурка…
– Де?
– Там!
– Чё?
– Колян!..
И так – до бесконечности. Ну, точнее, до сумерек. А потом… уже с легким шепотком:
– Колян!
– Чё?
– Та Колян!
– Та чё?
– Ну Колян!
– А?
– Ёж…
И другие деревенские собаки ничем от них не отличались. Даже клички у них передавались из поколения в поколение вместе с ржавой цепью. И тут вдруг на тебе:
– Полет… нормально, – прошептала всё еще до конца несобранная кура и переведя взгляд со своих лап на возникшую перед ней стену, так и плюхнулась от неожиданности на нагретый солнцем песок. А потом, закрыв левым крылышком глаза – тяжело и прерывисто дышала, толи от увиденного, толи от пережитого. Но когда она наконец-то пришла в себя, выяснилось, что наваждение никуда-то и не делось, а напротив, – обернулась пресловутой явью.
На Доме культуры была нарисована кура-космонавт!
– Ничего себе! Значит все-таки бывает…
Авдотья столько раз пробегала мимо этого линялого панно, но ей и в голову не приходило хоть сколько-нибудь его внимательно разглядывать. А тут… на тебе!
– Теперь мне всё! Всё ясно! Теперь я всё знаю!
Чего она не знала, так это того, что эту фреску лет тридцать назад намалевал местный учитель изобразительного искусства: анималист по призванию, алкаш по долгу службы. И, как водится, в ответственный момент не рассчитал дозировку вдохновения, нарисовав космонавта с такою кривою рожей, что Глава лично грозился его поколотить, ежели не исправит на нечто «удобоваримое». Творец же, порой воспринимающий все сказанное ему буквально, исправил чудище на куру:
«Куда ж еще удобоваримее?!»
Так что, вдоволь наглядевшись и весело подпрыгнув, Авдотья быстро побежала обратно, чтобы как можно скорее рассказать скучавшей Машке об увиденном, услышанном, а главное – внезапно осознанном!
– Теперь ты поняла? Они всё это время знали! Знали и скрывали!
– Что?
– Правду! Правду о назначении отех гигантских фабрик!
– Фабрик?
– Ну птице! Птицефабрик! Ты чё, никогда о них не слыхала, что ли? Скажи еще, что по ящику рекламу дурацкую не видела, где огромная кура на шаре летит. Теперь понятно: и куда, и зачем.