Выпив примерно половину, вижу шатающуюся фигуру. Некоторые мужчины выглядят такими растрепанными, что кажется, словно их нарисовал ребенок. Эндрю – как раз такой человек. Все сомнения развеяли волосы – по ним сразу понятно, кто ко мне приближается. Легкое покачивание выдает допитую вторую бутылку вина. Я встаю и смеюсь, махая ему свободной рукой.
– Пошла ты на хрен, за то, что бросила меня там, – он легонько хлопает меня по плечу. – Роджер талдычил о расписании утилизации отходов, и Люси никак не пыталась его остановить. Она, кажется, считает это очаровательным?
Кузен бросает рюкзак и нащупывает ключи. Как только мы входим, он кладет сумку на большой стол, а я направляюсь на кухню за кружками. Он не должен узнать, что мы будем пить разное вино. Когда я нахожу посуду, Эндрю уже устраивается на улице. С долей веселья замечаю, что на нем, кажется, резиновые перчатки. Получается, сегодня вечером мы оба принимаем меры предосторожности.
– Я дам раствор из пипетки, хорошо? Не думал, что тебе на самом деле захочется лизнуть лягушку, – Эндрю смеется, но я вижу, как он встревожен.
– Не волнуйся об этом сейчас, отложи ее и давай выпьем. Мы можем заняться этим позже, – говорю с улыбкой, протягивая ему кружку с надписью «Лягушатник!» сбоку.
Он с благодарностью берет ее и делает большой глоток. Напрягаюсь, гадая, заметит ли он необычную крепость, но тот просто пьет и садится рядом. Пока Эндрю дозирует лягушачий сок, мы говорим о полевых работах и местах, куда он хочет поехать после Австралии. Решив, что мне нечего терять, я спрашиваю, поддерживают ли родители его амбиции.
– Мы не общаемся, – прямо говорит он. – Уже несколько лет. Это к лучшему – у меня очень токсичная семья.
– Что случилось? – глажу его руку.
– О, ничего. Хотя, все. Я просто родился не в той семье. Я часто шутил, что меня подменили, а настоящий сын моих предков колесит на «Бентли» по какому-нибудь пляжу. Они не плохие люди… Ну, мама не такая. На самом деле она прелестна. Но все ожидания, которые они возлагали на меня, были сосредоточены вокруг денег и бизнеса моего дяди, и это просто ужасно. Я поддерживал связь некоторое время после заявления, что не буду работать на семью, но это стало слишком сложно. Они настаивали, говорили, что я принимаю глупое решение и веду себя как избалованный ребенок.