– Забудь, а то Мыртов нам обоим голову снесет.
– Алексей Михайлович, дорогой! Фашист на Волгу прет, Сталинград с землей ровняет, каждый день кого-то из истребителей хороним, а мы Мыртова боимся. Знаю, мы победим. Русь не такое видела! Но спросят меня… Нет, я сам себя спрошу: «Что ты сделал для победы?» Смело и мужественно гайки крутил? Так?
– А что ты имеешь против гаек? – У Хренова от возмущения вздыбились усы. – Без них ничего не шевельнется. На конях сегодня не больно-то навоюешь.
– Алексей Михайлович, я тихонько, разгоню, утюжком проверю на виражах и сяду. Обкатаем «единицу», и ты с чистой совестью доложишь командиру о готовности.
– Слушай, Бес, я вижу, ты мужик нормальный, но недоговариваешь. Где родился, крестился не помнишь, а по самолетам любого из нас за пояс заткнешь. Так разве бывает?
– Еще как бывает, Алексей Михайлович…
– Во-во, я про это и говорю. Мы все тут по фамилии или, того хуже, по кличкам и позывным, а ты, мля, по имени-отчеству. В пажеском корпусе воспитывались, ваш благородь?
– ОВШ, товарищ старшина.
– Это что?
– Офицерская воздухоплавательная школа, Гатчина, 1914 год. «Фарман», «капрони» – мои кони! Их движки и сегодня с закрытыми глазами разберу-соберу.
– И звание имеешь?
– Штабс-капитан.
Воцарилась пауза. Нехорошая.
– Чего примолк, товарищ старшина? Это я на той войне был штабс-капитаном. На этой еще до рядового не дослужился. Угостишь еще?
Хренов молча разлил по кружкам остатки водки. Бессонов встал, хотел вытянуться, но уперся головой в потолок землянки. Прокашлялся и заговорил сиплым голосом:
– Фашист напал на мою Родину… Я мог отсидеться в тепле и сытости… Через неделю взвыл… Готов был зубами грызть… Считай, на пузе сюда приполз… Делаю, что позволяют обстоятельства, но могу гораздо больше, поверь. Поможешь, спасибо. Отдашь Мыртову – пойму. Но, выбирая свой вариант, помни, кому ты сделаешь лучше. За победу!
Бессонов выпил. Положил в рот маленький кусочек хлеба. Боднул седой головой так, что на обратном пути все же стукнулся головой о перекрытие. Хотел выйти.
– Куда, ваш бродь? Постой, я еще своего слова не сказал.
Бессонов сел и внимательно уставился на старшину.
– Ты закусывай, Павел Григорьевич. На войне недоесть и недоспать всегда успеем. Теперь так. Вижу, водка сильно тебе в голову дала. Про «ваш бродь» – забудь. И про наш разговор. Не было ничего. Технику изучил и практику получил ты в ОСОАВИАХИМе, хотя бы в Балашихе. Не, лучше в Кишиневе, где и травмировался на всю голову. Понял, загорелый ты наш?