Строки судьбы - страница 44
В пути пришлось преодолеть много трудностей. Мы проходили мимо Краснограда, за который в эти дни уже шли бои, невдалеке от нас взрывался железнодорожный состав с боеприпасами.
Мы прошли более 100 км пешком и вечером 20-го были в Семеновке…
На станции стоял состав, который через полчаса после нашего прихода отъезжал под рев сирены, извещавшей о тревоге. За день до этого немцы бомбили ст. Лихачево, где погибло много студентов медицинского и машиностроительного вузов…
Когда уезжал из Семеновки, на пути к разъезду меня нагнал Виктор Кононов и передал мне открытку от мамы за 4/IX—41 г. Неописуема была моя радость. Это было первое письмо после моего отъезда из Полтавы 27/VIII.
Марк Иосифович хранил эту открытку всю жизнь
4 – IX – 41 г.
Дорогой Мара!
Только что получила от тебя 3 открытки за 30, 31 и 1 сентября.
Ты себе не представляешь, как я волновалась. О твоем отъезде меня приблизительно Люба ознакомила. Ну, что же, будь молодцом. У нас все благополучно. Будницкий завтра уезжает к семье.
У бабушки поселились семьи из Кременчуга. Маруся уехала, и 2 дня мы о ней здорово поволновались, т. к. те люди, которых оставила Маруся, тоже выехали.
В общем, все благополучно. Пиши ежедневно, если можно, а пока целую тебя крепко-крепко.
П.М. кланяется.
От Нади получила письмо.
Люба в Свердловске.
Мама.
Из дневника
21-го сентября мы после двадцатидневного отсутствия были в Харькове. За эти дни в Харькове на привокзальной площади выстроили барак для эвакуированных с запада. Площадь превратилась буквально в муравейник. Чувствовалось, что фронт уже у самого Харькова. На автобусах привозили раненых прямо с поля боя. Приехавшие на отдых части рассказывали, что взяты Полтава, Красноград и др.
Что я застал в Харькове? Придя на Чайковского, 19, к Леве, я застал запертую квартиру. У рядом стоящего мальчика узнал, что Лева и Ламма еще вчера, 20-го, уехали в эшелоне. Через несколько минут пришел квартирант Левы, некий Дожур. Он мне сказал, что нужно немедленно уезжать, ибо фронт у Харькова.
Попрощавшись с ним, я пошел бродить по Харькову, который за эти дни был изрыт и обложен мешками с песком, ощетинился закопанными под углом к земле рельсами и березами, «украшен» железными козлами. У площади Тевелева на Павловской у моста стоял броневик и разбитые танкетки, которые зарывались в землю, и из бойниц должны были выглянуть пулеметы и пушки. Словом, Харьков чувствовал: день, два – и он должен будет обороняться.