Голограмма грёз. Феномен мечты в русском романе XXI века. Из цикла «Филология для эрудитов» - страница 9

нашим мечтам? «Грёзы, иллюзии, утопии… – скажут некоторые, – тут и до маниловщины недалеко!». А если прислушаться не к саркастическим скептикам, а тонко чувствующим поэтам?:

И если вами, как главным героем романа Е. Водолазкина, овладела мечта стать авиатором, то какие отзвуки воспоминаний будут выхватываться из излучающего голограммно-рубиновый свет вашего био-дата-центра?

Похоже, подобные этим: «У Севиных родителей в Куоккале дом. Мы с ним запускаем воздушного змея. Бежим по вечернему пляжу у самой кромки воды. Иногда задеваем воду босыми ступнями, и брызги сверкают в заходящем солнце. Воображаем себя авиаторами. Летим вдвоем: на переднем сиденье я, на заднем – Сева. Там, в холодном небе, пустынно и одиноко, но нас согревает наша дружба. Если погибнем, то вместе: это сближает. Пытаемся переговариваться – там, наверху, – но наши слова уносит ветром. – Авиатор Платонов, – кричит мне сзади Сева. – Авиатор Платонов, по курсу населенный пункт Куоккала!» [Водолазкин 2016, с. 24].

От мечтателя, особенно если он целиком захвачен какой идеей, до эрудита – один шаг: «Я ведь знал эти машины как свои пять пальцев. Отличал их с закрытыми глазами по звуку мотора. Моноплан Блерио от биплана, скажем, Вуазена или Фармана. Знал авиаторов в лицо: Пегу, Пуарэ, Гароса, Нестерова, Мацеевича. Не то, чтобы лично их всех видел – просто дома у меня висели их портреты…» [Там же, с. 154].

Сам изначальный момент преодоления человеком в союзе машиной земного притяжения завораживал, казался чудом: «Однажды в Сиверской я видел, как с плохо выкошенного поля взлетал аэроплан. Набирая разбег, авиатор объезжал выбоины, подпрыгивал на кочках и внезапно – о, радость! – оказался в воздухе. Глядя, как судорожно перемещается по полю машина, никто полета, откровенно говоря, не ожидал. А авиатор – взлетел. И не было для него больше ни кочковатого поля, ни смеющихся зрителей – предстали небо в разметавшихся по нему облаках и пестрая, словно лоскутная, земля под крыльями» [Там же, с. 345].

И то, что тогда мальчику виделось яркой картинкой из детских впечатлений, умудренному опытом взрослому представлялось символом надлежащего течения жизни: «Мне кажется, что у людей состоявшихся есть особенность: они мало зависят от окружающих. Независимость, конечно, не цель, но она – то, что помогает достигать цели. Вот бежишь ты по жизни со слабой надеждой взлететь, и все смотрят на тебя с жалостью, в лучшем случае – с непониманием. Но ты – взлетаешь, и все они с высоты кажутся точками… А ты летишь в избранном той направлении и чертишь в эфире дорогие тебе фигуры. Стоящие внизу ими восхищаются (немножко, может быть, завидуют), но не в силах что-то изменить, поскольку в этих сферах всё зависит лишь от умения летящего. От прекрасного в своем одиночестве авиатора» [Там же, с. 345 – 346].