– Тьфу, поганку тебе на голову, а я ведь чуть на тебя Мишку не напустила, – раздался со стороны дома довольно бодрый женский голос. – Что сразу-то не сказала?
– Растерялась, – промямлила я, опустившись без сил на землю, и, всхлипнув, разревелась как маленькая. Откат после нервного перенапряжения накрыл меня по самые уши. Стоило только почувствовать себя в относительной безопасности, как моя хвалёная выдержка решила, что переживаний для одного дня достаточно и можно отправляться на покой, оставив один на один с накатившей истерикой.
– Ну что ты, девонька, успокойся. Чего бы там с вами ни приключилось, всё уже позади, – обеспокоенный женский голос раздался совсем близко, но из-за слёз я не смогла как следует разглядеть хозяйку, – и вообще, хватит попой землю греть. Ей от этого теплее не станет, а вот ты можешь запросто простудиться. Вставай!
Не особо церемонясь, меня ухватили за шкирку, как котёнка, и рванули вверх, помогая подняться. Конечно, не очень-то вежливо получилось, но подействовало отрезвляюще. Вот же, развесила нюни, да ещё так не вовремя.
– Спасибо, – шмыгнув носом и утерев рукавом слёзы, поблагодарила я, впервые за всё время как следует рассмотрев хозяйку – не молодую, но довольно симпатичную женщину с уставшим взглядом и хмурой морщинкой между бровей.
– Так пока вроде не за что, – усмехнулась Ильинична, – но всегда пожалуйста. А теперь бери сестру и шагай в дом, а то Мишка волнуется, давно девиц-красавиц не видел.
– Кто? – переспросила я, подозрительно поглядывая по сторонам.
– Мишка, – повторила женщина, – тебе ещё рано с ним знакомиться, хотя… Михей, покажись гостье, – решительно продолжила она, обращаясь в ту самую сторону, откуда не так давно раздался звук треснувшего сучка. Значит, интуиция меня не подвела.
Настороженно поглядывая в том направлении, я ждала кого угодно: мужчину, парня, мальчика, даже старика по имени Михаил, но только не огромного бурого медведя, неспешно показавшегося из зарослей.
Зверь шёл вразвалочку, не торопясь, будто давая возможность вдоволь налюбоваться пятью-шестью центнерами собственного живого веса, мышечная масса которого не вызывала сомнения: порвёт и не вспотеет.
– Настя, это Михей, дурной малый, вреднющий, заносчивый, но по-своему добрый, прошу любить и жаловать, – как на светском приёме представила мне косолапого хозяйка дома. – Миха, а это Настюша, Светкина старшенькая. Красоткой выросла девка, вся в мать.