На всё это добро спокойно смотрела как его безумный владелец на сгнивших в болотах невольников, их непокорных жинок и капризных дочек двухэтажная усадьба, построенная из красного кирпича на века. Простой замок умел хранить молчание. Правда, в то время в тех глухих местах это было напрасным предостережением. О мёртвых не волновались. Разве что осенней порой, в тоскливые времена, гадали на картах, гоняли по столу блюдце да щекотали нервы леденящим душу бредом местных колдунов, порождённым болотным газом, бормочущим заклятье над утопленниками.
Королевство, поражённое захватнической лихорадкой, не только плевало на забавы какого-то там юнкера из болот, но и на сами гидротехнические проблемы. Землеустройство и мирная жизнь бледной тенью плелись в обозе государства. Потому крепкий дом торчал едва не единственным целым зубом в гнилой челюсти Поморья. «Откусить» что-то ещё для себя Отто был не в силах и безумную злость срывал на близких.
Сынок Иоганна был точной копией отца. Но только внешне и на словах. Не работал ни дня. Своё призвание видел в том, чтобы не снимать ежовые рукавицы ни днём, ни на ночь. Держал в страхе рабочих, слуг и семью.
Отто не мог бы объяснить бешенства, охватывающего его при виде сына. Курту недавно исполнилось двенадцать. Вот и сейчас. От этого пугала, одетого в форму гитлерюгенд, стоящего по стойке смирно напротив, нет никакого толка. Несмотря на неподвижный, выражающий преданность взгляд под косой чёлкой и плотно сжатые губы.
Не раз замеченное напряжение, выступавшее каплями пота на лбу и возле носа, готовое вот-вот повергнуть тщедушное тело в конвульсиях припадка отца только раздражало. «Слюнтяй», – думал и ошибался самодур, доверяя кому-то хихикающему в голове: «Что с него взять? С ним явно что-то не так».
Несколько бесконечных минут в комнате звенело молчание. Размышляя, не отводя пристального взгляда от сына, Отто одной рукой ласково поглаживал бок прильнувшей Греты. Та изображала кошку. Поднимала на отца взгляд, полный любви, и переводила пустой и холодный, как у кукол фрау Блюм, на братца-близнеца.
В тот момент думать о сестре Курт не мог. Он испытывал жгучую смесь ненависти и жалости: «К кому?! Дикость какая». Страх сковал шею, челюсти, дыхание, а беспорядочные мысли скакали: «Что на этот раз?! Птенец или кошка? Кошка… Нет, птенец».