А в темное время забвения
Ту фреску известкой замазали.
Но сквозь пелену известковую
Святой проступал силуэт,
И вновь на простенке церковном
Виднелся библейский сюжет.
Черты, невесомые линии,
Изломы на складках одежд.
Марии покров цвета синего,
Весенне-небесного, нежного.
И известью больше не мазали,
Не стало потребности в том,
Но стены покрылись те язвами —
Краснеющим в них кирпичом.
Со свода Архангелы пали,
Рассыпались в белый песок,
А те, что на стенах остались,
Заплакали мутной слезой.
Сквозняк иссушил эти слёзы
И выветрил стен полотно.
Он стер и сюжеты, и позы,
Но, знать, позабыл об одном.
В простенке, где окна на север,
Под клочьями старых белил
Исполнена кротости Дева
И явившийся ей Гавриил.
На фреске, известкой залитой,
Мария шерсть-пряжу сучит,
Играют апрельские блики,
Скользят по одеждам лучи.
И слышится, будто у купола,
Крутясь, веретенце гудит,
Но что это? – ниточка лопнула,
И прочь паутинкой летит.