– Кого еще черт несет?
За калиткой несколько секунд было тихо, потом вежливый мужской голос несмело попросил:
– О-о-откройте, пожалуйста, О-о-офелия Васильевна! Это А-а-антон Павлович Забубырзик.
…Они сидели за кухонным столом в Ларискиной кухне, друг напротив друга. Забубрзик хлебал борщ, который Офелия налила себе, но сейчас сочла за лучшее соврать, что она на диете. Антон Павлович с восхищением оглядывал обстановку в доме и нахваливал борщ.
– Вот умеют же некоторые же-е-енщины вести хозяйство и готовить! Я такой суп только у о-о-одной дамы пробовал, она у меня на фабрике работает, – восхищался Забубырзик.
Он, по всей видимости, проследил за Офелией от той самой библиотеки, где проходило собрание алкоголиков, и сейчас был в полной уверенности, что находится у нее дома, и что борщ сварганила именно она. Офелия не спешила разуверять его, справедливо посчитав, что какая Антону Павловичу, собственно, разница, кто тут настоящая хозяйка. Главное, оказать теплый прием, а уж в вопросах гостеприимства Офелия за последние несколько месяцев поднаторела.
Для усиления впечатления о собственной хозяйственности и домовитости, Офелия тут же начала чинить ручку ридикюля. Вдела нитку в иголку и стала пришивать ручку на место. Антон Павлович с удивлением следил за ней, при этом не забывал прихлебывать борщ. Он с таким расстроенным видом доел последние несколько ложек, что Офелии пришлось предложить ему добавки. Антон Павлович, пренебрегая всеми правилами хорошего тона, тут же согласился и как-то неестественно нервничал, пока Офелия наливала добавку. Как будто боялся, что ему чего-то недодадут.
– А вы сейчас один живете? – осторожно поинтересовалась Офелия. – Соскучились по домашней пище?
– Я-я-я и раньше-то не-не-не был особенно избалован домашней едой, – с грустью в голосе признался Забубырзик.
Офелии стало его жалко, и она решила не лезть больше с расспросами: зачем он к ней приехал и почему ходит на собрание анонимных алкоголиков? Она подумала, что он доест и сам расскажет. Так и случилось. Наевшись, Забубырзик несколько размяк, откинулся на спинку стула, а на лице у него появилось такое выражение, какое бывает только у настоящих семьянинов, довольных жизнью. Офелия втыкала иголку в толстый дермантин, колола себе пальцы и сгорала от любопытства, но молчала. Спустя несколько минут Забубырзик посерьезнел, сосредоточился и заговорил серьезным голосом: