Валя с Эмилией тоже подключились и наперебой начали пересказывать допрос.
– Я этим военным и рассказываю: облака солнышко собой затмили, и мы увидели Пречистую Богородицу, будто она на иконе во весь рост. Лица́ было не рассмотреть, оно было туманно, на голове заметно сияние, как оно изображается у святых. Цвет одежды на Богоматери был серо-синим, на Младенце Иисусе Христе светился. Такое видение продолжалось, наверное, минут двадцать, а может, и до получаса. Сходить и сказать об этом взрослым не думали, и были все сильно заинтересованы видением, как будто что приковало к месту явления… – взволнованно тараторила Эмилия.
– А я добавила, что потом облака разошлись, и остался чистый голубой воздух, – оборвала рассказ Эмилии Валюша. – Я об этом никому никогда не говорила, даже в гимназии. Оставалось это у меня всё в тайне, сколько ни старались меня спрашивать в гимназии мои сотоварки, об этом ничего не отвечала.
– Мы с Галчонком тоже показывали только то, что своими глазами видели, хоть и думали, что Серёжка там избитый весь, а врать не стали, – вступила в разговор Оля. – Так и сказали, что в действительности до сих пор этому явлению верим. У божниц крестимся да Всевышнему молимся. Я рассказала, что мы играли на Новгородском проспекте, около дома Перешневых. Был дождик и гроза. После дождика я первая увидела в облаках икону Божией Матери. Была Она одета в тёмно-синюю одежду, и одеяние её как будто стальным переливалось. На руках держала Младенца. Лица́ я у Неё не видела, а также и у Младенца. Рама кругом иконы была белого цвета. Сказала, что такое видение я видела в первый раз, раньше никогда не видывала и за фигурами на небе не наблюдала. Как она исчезла, я не помню, но после, где была икона, осталось чистое голубое небо.
Потом мы замолкли, каждый о своём задумался. Я после нашей болтовни словно ещё раз явление пережил – и год после него, и убийство Альмы, и допрос. Всё у меня в груди кипело, и мысли роились, как пчёлы, и воздуху сделалось мало.
На второй день маме вручили повестку, я думал, снова на допрос, оказалось – трибунал.
Возле здания суда, кажется, собралось полгорода. Одни ругались: «Москва! Столица! Ничего хорошего не жди!» Другие – шёпотом: «Трибунал… Судилище… Расстрел…» Третьи молча крестились, вытирали слёзы уголком косынок и молились: «Заступись, Боже! Не оставь одних в трудную минуту! Не дай пасти духом и верою…»