– Иван – без – фамилии, – представил Трисмегиста церемонный дворецкий и тут же ретировался.
– Разве ты у нас – совсем без фамилии? – удивился Андрей Иванович и отодвинул свою книгу. – Ты же был демон библейский?
Он говорил по-русски – вкрадчиво, чисто, разве что с нежным пришепетыванием, словно заговор читал.
– Трисмегист – не демон библейский, высокая милость, – обиделся Иван. – Правда, и не фамилия. Означает – трижды благословенный.
– Тебя обманули, мой друг, – тонко улыбнулся господин Остерман, – Трисмегист отнюдь не значит «трижды благословенный», скорее – «трижды величайший», по-латыни же Mercurius ter Maximus, покровитель магов и проводник между мирами. И я верю, что ты, друг мой Иван, достоин своего имени вполне. Чем же ты изволишь меня порадовать?
– Все готово, ваша милость, осталось лишь врата открыть и запускать желающих, – важно отвечал ему польщенный Иван. – А в желающих недостатка не будет. Одна синеглазая госпожа обещала расстараться.
– Нати любит подобные вещи, – улыбка стала совсем змеиной. – Тайные часовни, черные богини… Я верю – и в тебя, и в нее – от прихожан не будет отбоя. У черной твоей матки бозки…
Нарядный господин поднялся из-за стола – зашуршали позументы и кружева, – подошел к темному, заставленному хламом комодику и снял с него серебряный ящичек с прорезью вверху, как для писем.
– Это дополнение к твоему аттракциону, – Андрей Иванович протянул ящик своему собеседнику, и Трисмегист обратил внимание, как красивы его руки – белые, с тонкими пальцами, как у девушки. – Матка бозка станет исполнять желания, а ты – станешь собирать желания в этот ларец. Научи прихожан, что следует писать свои мечты на листочек и опускать в сей ящичек. А потом, каждое утро, ты возьмешь привычку бывать у меня с этим ларцом и рассказывать, кто и о чем просил. Это должно быть забавно…
– Для чего вам? – воскликнул, не стерпев, Трисмегист.
– Увы, твой скромный наниматель не обладает ресурсами Тайной канцелярии и своего почтеннейшего тезки Ушакова… Мы не можем пытать людей. Но мы можем узнавать их настроения иначе. Иногда это полезно – на заре нового царствования, столь дорого нам стоившего.
Иван понадеялся, что понял его – Остерман говорил так, словно читал нараспев какую-то книгу. Иван следил, как красавец-граф, шелестя позументами, словно древо изобилия золотыми листами, возвращается за стол.