«Вот чего им переживать? – раздумывал профессор, представляя себе таких “вызванных”, – что может с ними такого приключиться? Ведь самое страшное, что могло их постигнуть, уже случилось – они абсолютно стерильны и безопасны. Тогда зачем же они так переживают всякий раз? Возможно, из опасения по недоразумению быть неверно понятыми, показаться неблагонадежными, в конце концов, быть уволенными. Вот самая страшная кара: увольнение, отлучение от спокойной и размеренной жизни, изгнание из “рая” состоявшегося бытия, из тихой гавани, где у пирсов пришвартовываются на вечную стоянку, покачиваются на легких волнах, ощущая свою безопасность, катера, что и не помышляют об океанских просторах и бурях. И самое радостное и желанное для них, предельная цель – дожить до глубокой старости в таком состоянии, пока не вынесут институтского старожила вперед ногами. Какая пошлость и серость! Но и в “раю” небеса не всегда безоблачны, да и “первородный грех” сопричастности к роду человеческому неизменно сидит под сердцем, пощипывая его при случае».
Краем глаза профессор заметил скользящий по переулку черный «Мерседес» одной из последних моделей. Непроницаемо затонированная машина бесшумно катилась по асфальту, и только сухая листва кленов шуршала под колесами. Проезжая мимо, автомобиль двигался так медленно, что казалось, вот-вот должен остановиться. Он почти замер напротив Громова, но еще через пару секунд резко ускорился и, набирая обороты, выскочил из переулка на проспект, скрывшись за углом. Только теперь профессор вспомнил, что проходил мимо этого самого авто, припаркованного в начале переулка. Он взглянул на часы. Было без пяти два – самое время подниматься.
Спецотдел имел отношение к Институту только в том смысле, что курировал его работу, как, впрочем, и других подобных учреждений Города. Но поскольку размещались они близко друг от друга, у стороннего человека, естественно, могло возникнуть ошибочное ощущение некоей подчиненности Спецотдела Институту. Однако стоило лишь внимательному прохожему бросить взгляд на табличку с гербом, как он сразу понимал: «Спецотдел» – это только простонародное название, прижившееся в местных кругах. На самом же деле, никакой это не «спец» и не «отдел», а часть всесильной Службы безопасности. Но, поскольку официальное название, красовавшееся на табличке, являлось образчиком канцеляризмов и было неудобоваримо для человеческого уха, в ходу оказалось простонародное, причем, во всех кабинетах.