Лыжня - страница 4

Шрифт
Интервал


– В свой первый лыжный поход я пошел в 17 лет с Томилиным. И чуть не лишился пальцев, когда пять минут на ветру чинил голыми руками сломанное крепление.

– А что было дальше? – спросила девочка.

– Да я уже не помню подробностей… – вздохнул Граф. – Помню, что трудно было перебинтованными руками кружку держать, когда в поезде на обратном пути трое суток квасили с нефтяниками спирт с вареньем. Дома мама даже разбинтовывать не стала, сразу отправила в травмпункт. Врач разбинтовал, а там уже гангрена, кончики пальцев черные.

Среди прочих звуков – смеха, шевеления, гудения печки, послышалось шуршание бумаги.

– Вот смотрите, – сказал Граф, – мы идем вверх по реке Тихой. Впереди – гора Самандзига.

– Господи, язык сломаешь!

– Самандзига по-удэгейски – шаман, – вставил слово тонкий мальчишеский голос.

– Я смотрю, ты подготовился, – то ли покровительственно, то ли насмешливо произнес голос постарше. Это Виталик.

– Самандзига – высшая точка цирка[4], где ни один перевал еще не пройден, – продолжал Граф. – Туда мы и направляемся.

– А где наш перевал? – спросила девочка.

– Вот. Это перевал ведет в цирк. Есть его фото 67-го года. На вид – 1Б. Подъем из леса по ущелью, на границе зоны леса открытый склон. Затем до перевального взлета по кулуару, а там – непонятно. Может, скальный взлет, может, проход найдем по осыпи, в действительности может быть все, что угодно.

– А дальше? – спросил мальчик.

– Дальше – неизвестность… – вдохновенно и немного с усмешкой ответил Граф.

– Где ты взял эти чудо-хребтовки[5]? – прогудел вместе с печкой Виталик.

– Купил у сторожа за бутылку водки в местном краеведческом музее. Кстати, сторож этот, говорят, шаман. Лечит алкоголизм, сглаз и порчу. Так я и не понял, что он говорил – то ли святые, то ли гиблые эти места.

– Одно от другого часто неотделимо, – сухо заметил молчун.

– Господа, разрешите, я произнесу тост?

– Валяй! – хором закричали господа, а громче всех дамы, и Андраш продекламировал:

Аккордным эхом мы вернемся с гор
И, зазвенев, откликнутся стаканы.
Заглянет солнце между штор,
А ты, мой друг, увидишь каны.[6]

Поднялся шум, гам, все повскакали с мест и принялись чокаться железными кружками и пить.

– Ты с шаманом говорил? – тихо спросил мальчик.

– Выходит, с шаманом, – ответил Граф.

– Он, наверное, мой родственник.

– Придешь в деревню – поймешь, кто там тебе родственник, – усмехнулся Граф.