.
Из разбираемых ответных писем членов посольства выясняется, какими вопросами интересовался Петр. Оказывается, что царь сообщал им о заключаемом им с англичанами договоре о предоставлении последним табачной торговли в России. Мы уже видели выше, что в октябре 1697 г. английские послы в Гааге сделали великим послам предложение о такой торговле. В депеше от 25 февраля/7 марта австрийский резидент Гофман доносил своему правительству из Лондона, что «здешняя московская торговая компания через депутацию просила царя позволить ей ввозить в его землю табак, на что он по своей обычной манере говорить (как будто бы он не был сам царь) отвечал, что у царя в его стране есть Совет, к которому и надо обратиться по этому делу, и что царь в подобных случаях ничего не предпринимает без его мнения. На этом названная компания должна была успокоиться»[110]. Компания получила отказ потому, что явился другой претендент на приобретение права табачной торговли в России. Это был не кто иной, как столь пришедшийся Петру по душе адмирал маркиз Перегрин, который был, видимо, не прочь пуститься в торговые аферы и вступил в переговоры с царем. К концу февраля главные условия договора в беседах Петра с Кармартеном определились, и Петр сообщил об этом деле послам особым письмом, приказывая им изготовить текст договора на русском, латинском и немецком языках, так как договор должен был быть заключен от имени посольства. В письме к послам царь так обозначал эти главные условия договора: «привозить на всякой год 10 000 бочек табаку, а во всякой бочке по 500 фунтов, за всякой фунт по 4 копейки пошлин, а пошлины платить в тое пору, как сложат в анбары, хотя продадут или не продадут, так же и на море, не считая пропажи, всегда давать (т. е. все равно взыскиваются с 10 000 бочек, будет ли продано это количество товара или нет, даже и в том случае, если бы часть его была утрачена при перевозке по морю). А уговор учинили на 7 лет из вышеписанного счету. Дают здесь 12 000 пунт стерлингов и хотят отдать при отдании писма (т. е. при вручении им текста договора). А каково образцовое их письмо у нас, и то посылаю к вам. А вышеписанное писмо изволте написать на руском, и латинском, и немецком языке, запечатав вместе»[111].
При этом послам дано было оригинальное повеление: распечатать письмо не иначе, как предварительно осушив по три кубка. Послы в ответных письмах от 1 марта сообщают об исполнении этого приказания и выражают сочувствие условиям договора, находя их выгодными. «Sarrassena den, – пишет Лефорт, – buili ou mene tauarissi i po oucasa teuoia grammatou nie adpirali dacammestou 3 coubi velichi pili, a posli cittali i 3 rassi icho pili. A vi isuoliti kod nieamenosco (т. е. хоть немножко) pit pro sedoroue, catore mi pili. Grammatou, catoroi ti precacis (т. е. ты прикажешь) teuoia milos pochelat, peitnitsa gatona anna boudet is perua potesta (грамоту, которую ты приказываешь к твоей милости послать в пятницу, готова она будет с первой почтой). Voistene pomojamon (т. е. по-моему), diala dobra…» и т. д.