Стена с фотографиями – единственное, что отличало мою спальню дома от номера в любом из наших отелей, и я пытался отвлечься, разглядывая их. Вот малыш Тедди, новорожденный, а вот он же, но постарше, строит на пляже замок из песка. Вот моя мать в костюме Антигоны, которую она сыграла в театре в Вест-Энде, – черные волосы убраны наверх, как у богинь на греческих вазах, и подхвачены золотой диадемой; даже на черно-белом фото она смотрит пронзительно. Наверняка существовали какие-то ее снимки со мной, но я никогда их не видел. Мое детство было представлено на этой стене двумя снимками: на одном мы с Джульеттой стоим на лыжах, мне пять лет, сестре – девять; на другом, сделанном примерно в это же время, мы на свадьбе отца и мачехи. И там, и там сестра смотрит в камеру угрюмо, а я – ошалело. На том месте, где раньше висела наша с Каро свадебная фотография, теперь пусто. Помню, как я порезал правую руку, когда разбил стекло кулаком и сломал рамку.
Воспоминание невольно навело меня на мысль о том, что я сделал со своей левой рукой утром в церкви. Конечно, ладонь мне перевязали, но боль все равно чувствовалась. Какой же я был эгоистичный дурак, что сделал с собой такое, ведь я нужен моему сыну живой и здоровый… Это студентом я мог позволить себе роскошь предаваться горю и резать себя, чтобы забыться. Теперь все изменилось.
Я вышел в коридор и на цыпочках подкрался к комнате Тедди. С тех пор, как я уложил сына в кроватку, он звал меня уже трижды. В последний из этих трех раз я застал его на грани слез: он потерял любимую игрушку, ушастого плюшевого кролика, который просто выпал между прутьями кровати на ковер. С тех пор как Тедди сказали, что его мамы больше нет, он вообще стал воспринимать как катастрофу любую потерю, даже самую пустяковую. Я приоткрыл дверь, заглянул в детскую и с облегчением выдохнул: сын спал, обеими руками прижав к себе своего Банни. Успокоившись, я тихонько прикрыл дверь и пошел к себе.
Тут на кухне что-то грохнуло – и кто-то коротко взвизгнул.
В несколько прыжков я спустился по лестнице и побежал в дальнюю часть дома. Цветок на стеклянной двери кухни был ярко-алым: внутри горел свет. Распахнув дверь, я увидел мачеху: она стояла на коленях и голыми руками выбирала осколки из лужи на полу. Я тут же почувствовал себя виноватым: надо было зайти сегодня к ней, а я забыл. Ее запястье было перетянуто эластичным бинтом.