Эмбер щурится, пытаясь определить, то ли ее отец всю жизнь был таким наивным, то ли это неожиданное перевоплощение Итана так на него подействовало.
– Пап, Итан с Джорданом – друзья. И если ты посмотришь те документы, то поймешь, что они вполне могли подождать твоего возвращения из отпуска. Я уверена в этом.
Отец закатывает глаза и хлопает ее по плечу.
– Прекрати, милая. То, что вы с Итаном расстались не значит, что он не может желать тебе счастья.
– Вот именно – не может! Скажи, чтобы он ушел.
Иногда отец до ужаса раздражает ее. Особенно, когда отказывается вставать на ее сторону.
– Эмбер…
– Ладно, – она подпирает задницей стол и скрещивает руки на груди. – Я не хотела говорить, но… Он меня преследует. Завтра я иду подавать заявление в полицию, поговори с дядей Заком, я приду к нему где-то около десяти часов утра.
Отец давится соком и косится на Эмбер.
– Заявить? На Итана? Прости, дорогая, но дядя Зак не сможет принять твое заявления, потому что вы родственники.
– На чьей ты стороне?!
Райли прерывает ссору между отцом и дочерью, тихо появляясь на кухне и обхватывая Эмбер за плечи.
– Кое-кто вернулся не в настроении? Детка, идем, здесь Итан. Я не знал, что вы с ним друзья, почему ты не представила нас тогда, в супермаркете? Он невероятный!
Эмбер давит в себе желание зарыдать и позволяет Райли утянуть себя за руку в гостиную.
Полумрак определенно идет этому засранцу. Он сидит в своем кресле, уставившись в камин и тени от ресниц скользят по чуть бледноватой коже. Спина Итана прямая, как струна и Эмбер слишком хорошо его знает, чтобы понять, как нелегко ему дается эта маска добродушия.
Потому что Итан другой. Не веселый и не дружелюбный. Он оборотень с вечно нахмуренным лбом, морщинками в уголках глаз и чуть сутулыми плечами. Он не сидит так ровно никогда.
А еще ему чертовски идет этот черный свитер с воротником под горло, и Эмбер думает о том, что он никогда так не одевался раньше. Несмотря на то, что она просила.
– Привет, – тихо выдыхает Итан.
Она проглатывает свое приветствие. Ей сложно говорить. У нее перехватило дыхание от этих скул, от брутальной колючей щетины и от глаз, отражающих яркие искорки из камина.
Боже, эти глаза…
– Угу, – кивает, наконец, и становится позади кресла, позволяя Райли сесть и укладывая ладони на его плечи.