Не знаю, темнеет это в моих глазах или за окном. Доставки из аптеки до сих пор не было. Или я проспал ее? Как долго человек может жить с высокой температурой? Когда организм начнет справляться сам?
Снова проваливаюсь в какое-то небытие. Откуда-то издалека до меня доносится шорох. Не могу открыть глаза. Сухие губы не слушаются. Лба касается что-то прохладное. Боже, как же хорошо! Но это быстро заканчивается. Стон. Неужели, мой? Мне все это снится.
– Выпей.
Не могу. Я ничего не могу сделать.
– Это лекарство от температуры.
Кто это? Я не понимаю. Губ касается что-то твердое. Неприятно и больно.
Снова проваливаюсь в никуда.
Просыпаюсь. Темно. Но мне легче. Я еще не здоров, но голова уже не полыхает огнем. В полумраке вижу на тумбочке возле кровати стакан с водой, таблетки и градусник. Откуда?
Девчонка?
Может, Макеева?
Где мой телефон? Включаю ночник. Вот, здесь на тумбочке. Куча звонков и сообщений. Набираю ответ только Успенскому и указания Регине. Надеюсь, через пару дней вернуться в офис, хотя могу работать из дома. На часах два ночи. Хочется спать.
Утром температура возвращается. Глотать невозможно. Но пересиливаю себя, проталкивая в горло таблетку. Вскоре снова вырубает. Когда опять просыпаюсь на тумбочке бокал с чаем, какой-то бутылек и еще одна коробка с таблетками. Это точно не Макеева. Температура ниже тридцати восьми. Но горло…
В ближайшие три дня я пью все, что появляется на моей тумбочке. Не знаю, кто это приносит и когда. Вряд ли девчонка. Ей незачем мне помогать. Горлу легче, но все еще чувствую дискомфорт. Хочется вымыться. Футболка липнет к телу и пахнет потом. Кажется, я не менял ее уже несколько дней.
В гостиной сталкиваюсь со своей занозой. Смотрит оценивающе, но молчит. Неужели, она? Зачем? Не понимаю. В этом нет ни смысла, ни логики. После душа легче, но все еще чувствую слабость. Возвращаясь, застаю в комнате девчонку. Она уже выходит, но на тумбочке бокал.
– Ты? – хрипло спрашиваю я. Молчит. Хочет уйти. – Но почему?
Останавливается на пороге и оглядывается.
– Мама всегда учила меня помогать тем, кому плохо.
Она выходит, оставляя меня в полнейшей прострации. Чувствую себя настоящей сволочью. Нет, раньше я называл себя сволочью. Это было моим девизом по жизни. Но сейчас я ПОЧУВСТВОВАЛ себя настоящей сволочью. И это долго не давало мне покоя, мешало. Как крошки в постели, так это чувство не давало уснуть, расслабиться, отключиться и предаться процессу выздоровления.