Партия на троих - страница 25

Шрифт
Интервал


Но, как это часто бывает, после первого шока оцепенение спадает само собой. Так вышло и с Макаровым – не зря его столько лет учили находить выход из любой экстремальной ситуации. Сперва в армии – а потом перед заброской на Шат’рэ. Поддавшись слабости лишь на мгновение, он взял себя в руки и решил использовать последний шанс на спасение, несмотря на всю его ничтожность и маловероятность. Нащупав находившийся в основании кресла пилота рычаг, Олег дёрнул за него, приводя в действие простой механизм, стремительно заполнивший всю кабину болида густым амортизационным гелем розоватого оттенка. Перегрузка, до того из-за вращения «яйца» то вдавливавшая, то вырывавшая Макарова из кресла, больно сжимая грудь ремнями безопасности, сразу же стала меньше. Теперь от Олега не зависело ровным счётом ничего. Ему оставалось лишь сидеть и ждать того момента, когда болид столкнётся с поверхностью планеты, да надеяться, что он упадёт в воду – иначе не спасут все предпринятые им меры. Жизнь человека была всецело в воле слепого случая.

Макаров не мог сказать точно, как долго длилось его падение, поскольку совершенно перестал чувствовать бег времени. В конце концов «яйцо» ударилось о землю. Мир вокруг землянина, замкнутого в скорлупу болида, точно рухнул: словно в момент столкновения искривилась сама материя вселенной, пошатнулись основы мироздания. Сквозь звуковую изоляцию кабины, сквозь толщу розового геля, сквозь герметичный шлем уха Олега достиг оглушающий грохот столкновения, в котором смешался хлопок воздуха, не успевшего разойтись перед падающим болидом, треск от лопающейся внешней оболочки, скрип растягивающегося до предела биопласта и скрежет гнущейся внутренней обшивки кабины. Гель значительно смягчил перегрузки, но всё равно Олега со страшной силой рвануло вперёд, из кресла – в полёте болид перевернулся и удар пришёлся на стенку прямо перед лицом пилота. Ремни безопасности натянулись до предела, однако выдержали, не лопнули, а, сдавив грудь, с хрустом сломали Макарову рёбра. От дикой боли он заорал, но из раскрытого рта вместо крика брызнула алая жидкость – его собственная кровь, запятнавшая забрало шлема. В глазах потемнело, Олег провалился в чёрный беспросветный колодец, на дне которого маячила смерть…

Спустя пару минут, он пришёл в сознание, не сразу сообразив, что остался жив. Перед глазами стояла красная пелена, во рту ощущался тошнотворный привкус крови. Голова гудела так, словно внутри репетировал духовой оркестр, каждое движение отдавалось болью в груди, а температура тела медленно, но верно повышалась. Превозмогая боль, Олег отстегнул ремни и вывалился из кресла на деформированную внутреннюю обшивку. Стиснув зубы, Макаров перевернулся на бок и сквозь заляпанное забрало заметил, что горит аварийное освещение. Амортизационного геля уже не было, его вязкие остатки, похожие на густой вишнёвый кисель, то тут, то там свисали со стен, с кресла, приборов. Со стеклолитового забрала исчезли все цифры, а это означало, что бортовой компьютер, как и основной энергогенератор, не работал.