Он снова заговорил в трубку телефона.
– Господин подполковник, генерал отрезан на ферме. Когда подойдут танки?
Полковой телефонист повторил доклад батальона Хайдера:
– Положение тяжелое…
– Что это значит? – спросил ординарец. – Хай-дер всегда толково докладывает обстановку, а Фехтер очень надежно поддерживает связь.
Однако связи с батальоном Хайдера больше не было. Ординарец протянул мне сигарету. Я много лет не курил, но затянулся едким дымом. Тем временем обер-лейтенант Лемп вылез на крышу землянки и, оценив обстановку, вернулся назад.
– На участке 134-го полка русские атакуют с огнеметами.
Позиции 134-го полка примыкали с юга к позиции батальона Хайдера. Телефон ожил.
– Положение улучшилось, на позициях 134-го нужны танки.
Рапорт был передан подполковнику Ратке.
Мы смотрели на раскинувшуюся к юго-западу заснеженную, укрытую темным туманом степь.
– Приготовиться к обороне, – приказал командир полка.
Решалась судьба батальона Шиды 134-го пехотного горнострелкового полка. Солдаты яростно отстреливались из огневых ячеек. На участок батальона с запада наступала сотня русских танков с пехотой на броне. Пехота шла и под прикрытием танков. Жерла пушек похожих на гигантские ящики чудовищ изрыгали алое пламя и клубы черного дыма, окутавшего стрелковые ячейки оборонявшихся среди обледеневшей степи.
Наконец подоспели немецкие танки. Русская атака была отбита. Один только командирский русский танк продолжал упрямо нестись на восток, пока его не подбили огнем зенитных пушек.
Тело Шиды нашли и похоронили на окраине Ба-бурки. Есть обычай писать на памятнике дату и место рождения, а потом дату смерти: Шида родился в Крумнуссбауме. Там, недалеко от Крумнус-сбаума и Готтсдорфа, течение Дуная упирается в насыпь Западной железной дороги. Это величественное зрелище видят все, кто едет на поезде из Парижа в Вену.
Глядя на эту картину, понимаешь, что время – всего лишь плод человеческой фантазии, а пространство – предмет детских игр: дунайские волны неистово пляшут вокруг прибрежных камней и, бурля, сверкающим, как исполинская стая серебристых рыб, потоком устремляются мимо Зейзенштейна. Там они нежной рябью ложатся на берег, пузырясь, огибают валуны, а если нырнуть, то можно услышать песню, которую Дунай поет песку – высокую, томительную, затихающую вдали скрипичную мелодию. Там родился Шида, но смерть он встретил здесь, между Доном и Волгой.