.
Вы можете отнять у меня мою жену, но вы никогда не отнимите мою свободу[15]. Айзека все еще передергивает от этого воспоминания. Мэри рассмеялась, а вот на лице Эстер не дрогнул ни один мускул. Мэри убеждала Айзека, что он сам вбил это себе в голову в рамках любимого хобби – искать в окружающих признаки неприязни.– Все относятся к тебе хорошо – кроме тебя, конечно, – поддевала она его, и в ее шутке присутствовала изрядная доля правды. Айзек не спорил. Он всегда думал, что больше всего на свете боится не нравиться окружающим. Как оказалось, этого он боится только во вторую очередь.
Айзек позволяет телефону давиться входящим звонком, но тут его вибрацию заглушают стенания настраиваемого саксофона. С самого приобретения этого дома Айзек и Мэри ежедневно выслушивали музыкальные экзерсисы живущего по соседству саксофониста. Хотя они переехали больше трех лет назад, они ни разу не видели его лица и не замечали хоть какого-нибудь прогресса в его мастерстве. Baker Street всегда перетекала в Careless Whisper, за которым следовала заглавная тема «Розовой пантеры», кощунственно плохо исполняемое попурри из композиций Чета Бейкера и на закуску What the World Needs Now is Love. Каждая первая нота запаздывала или, напротив, спешила, каждая пятая – звучала фальшиво, каждая шестая – срывалась. Мэри называла его манеру самобытной. Она утверждала, что наслаждается этим музыкальным сопровождением, воображая, будто слышит низкопробный саундтрек к их жизни. Сейчас от этого только хуже. Само существование соседей является для Айзека жестоким напоминанием о мире за пределами четырех стен. Какими бы милыми ни были Анна и Адам из дома напротив, передачки, которые они оставляют на его пороге, раздражают еще больше, чем саксофонист.
– Какие они замечательные! – не уставали умиляться Мэри и Айзек, глядя на супругов и их очаровательных малышей-близнецов. – Вот заведем своих – и наверняка с ними подружимся.
Теперь они стали одной из тех самых знакомых пар, которых Айзек изо всех сил старается избегать.
В груди Айзека разгорается ненависть. Некоторое время он смотрит на плохо выровненную стену, за которой, как ему кажется, прячется саксофонист, а затем швыряет в нее пульт от телевизора. Пролетая, он едва не задевает жестяную коробку. Сердце Айзека замирает. Он поворачивается к дивану напротив, собираясь поделиться своим облегчением многозначительным «фух», но с удивлением обнаруживает, что яйцо исчезло. На мгновение Айзек впадает в панику – и вдруг замечает существо на журнальном столике. Две кучки его рук громоздятся на ковре, а глаза устремлены на кухонную дверь. Вид у него недовольный.