Всякий раз Холли задерживалась в студии звукозаписи, если в это время он с деловыми интонациями говорил по телефону. Голос казался ей очень сексуальным, и это мешало, отвлекало от дел.
Вот почему в браваде составления планов прошлой ночью она добавила в свой список выпивку с Гэвином. Но сейчас она заметила, как он улыбается другой, звонко смеющейся женщине, и ее решимость начала улетучиваться.
– Холли! – Настойчивый голос бабушки вырвал ее из грез и оторвал внимание от Гэвина.
Холли блеснула самой ослепительной улыбкой, крепко пожала руку Берни и посмотрела ему в глаза. Три главные вещи при первой встрече с кем-либо: крепкое рукопожатие, зрительный контакт, назвать человека по имени.
Его хмурый взгляд растаял в улыбке.
– Ого, ямочки на щеках! Такие же были у моей покойной жены Шерил, упокой, Господи, ее душу, она была даром Божьим.
Элеонора взяла Берни за руку, и они вспомнили покойную. Когда Элеонора умело вернула разговор к делу, Холли позволила сознанию отодвинуть Гэвина на второй план. Ей хотелось сегодня найти себе еще парочку клиентов, которым нужен менеджер. До них не доберешься, если не ходить по подобным вечеринкам.
Она сосредоточилась на Берни, подчеркнув то, что знала о карьере Мартины, и обойдя молчанием скандал. Элеонора усердно поддерживала болтовню, связывая успехи Ханны с опытом Холли как менеджера.
– О да, вы, двое, – точные копии, наверное, здорово расти вдвоем, – сказал Берни.
Холли внутренне хмыкнула. Ну да, в чем-то здорово, а в чем-то… Она любила близняшку, но быть точной копией имело свои недостатки. И она с юности растила свою идентичность. Холли была от природы книжным червем, экстравертной тихоней, во время общественных мероприятий предпочитала слиться с обоями. Ханне, напротив, было комфортно в центре внимания, – как на сцене, так и за ее пределами. Взрослея, Холли все больше уходила в бизнес, а Ханна – в развлечения. Холли гордилась своей трудоспособностью и часто работала субботними вечерами, а Ханна никогда не пропускала возможности сбегать на свидание. Но в последнее время Холли захотелось отказаться от своих привычек, слишком они стали напоминать проторенную колею. Захотелось выкинуть что-нибудь этакое, хотя бы показать самой себе, что она на это способна. Она дожила до тридцати в страхе нарушить некие правила, самой же установленные, – и вдруг это показалось глупым.