– Так сейчас и поедем за авансом! – смеется он. – Садись в машину.
– Я потом курьером пришлю, – бурчу я и в этот момент как-то оступаюсь, взмахиваю руками.
Шмяк! Я растягиваюсь посреди улицы самым ужасным образом. На глаза набегают слезы: не то от боли, не то от досады на собственную неуклюжесть.
Несколько секунд я не шевелюсь, прислушиваюсь к себе. Кости вроде целы, но колени противно саднит. А еще и плечо, кажется, пострадало. Вот мне только покалечиться ко всему прочему не хватало, ага. Я сажусь, осматриваю себя: колени хорошо ободрала, прямо как в детстве, на руке наливается огромный синяк.
Дверца джипа громко хлопает, отвлекая от грустных мыслей.
– Ну ты прямо на ровном месте, – раздается надо мной ворчанье Кузнецова, а потом он ставит меня на ноги. – Совсем, что ли, под ноги не смотришь?
Я испепеляю его взглядом:
– Вообще-то это вы виноваты! Вы! Прицепились тут, нервы все вымотали. Сказала же: не хочу с вами работать, найдите себе уже другого пиарщика, их ведь полно.
Кузнецов заглядывает мне в лицо и как-то разом серьезнеет, поворачивается к машине:
– Веня, аптечку!
Я быстро вытираю слезы тыльной стороной запястья. Потом отряхиваю жилет и пижаму.
– Тань, ну куда ты собралась-то в таком виде? – укоризненно бурчит Кузнецов. – Я, между прочим, всех своих людей сейчас поднял, чтобы тебя найти. Переживал, что с тобой случится что-нибудь нехорошее. Неужели ты и правда поверила, что тебя не отвезут домой? Я же просто пошутил.
Я поднимаю на него глаза. Лицо у него не слишком раскаивающееся, но мне почему-то хочется верить его словам. И тут он добавляет:
– Нет, ну скажи, чего ты так психанула? ПМС, что ли?
На меня снова накатывает негодование, даже в ушах шумит.
– Да пошли вы со своими шуточками! – цежу я.
– Куда?
Я не успеваю придумать – к нам подваливает Веня с аптечкой. Кузнецов достает перекись и вату и, присев на корточки, протирает мое колено.
– Ай! – недовольно взвизгиваю я. – Осторожней!
Он смотрит на меня снизу вверх, совсем не нагло, участливо.
– Потерпи, еще чуть-чуть осталось.
Второе колено он обрабатывает нежней, едва касаясь кожи, а потом вдруг пробегает пальцами от колена до самого края шортиков.
– Красивые ножки, Танчик! Такие следует беречь.
Я собираюсь возмутиться, но не успеваю. Кузнецов уже убирает руку и встает, смотрит строго.